Марфа жила беднее сестры — детей шестеро, свекровь немощная, почитай, седьмой ребенок, тем более, в отличие от сестры, Марфа была не слишком экономной хозяйкой. На кухне у нее всегда что-то портилось, прокисало, все у нее — то пересол, то недосол. Денег на прислугу жаль было, потому и Евдокия была не в тягость: и по хозяйству подмога, и посудачить есть с кем, и деньги после мужей у нее кой-какие остались.
Дуся, складная да крепенькая, рядом с Марфой была просто красавица — у сестры после родов живот висел, выпирал ниже талии уродливой складкой, одета она была неряшливо, от ее подмышек вечно пахло кислым. А Евдокия всегда одевалась аккуратно, да и природный запах у нее был приятным. Муж Марфы Афанасий, управляющий складами у Кукушкина (была у того кое-какая торговля да пара трактиров в городе), — злобный, как хорек, и на баб такой же жадный, Дуську сразу начал лапать, как только жены не оказывалось рядом. Так прожила она с полгода: с детьми возилась, готовила, отбивалась от Афанасия, да тут сестра попрекать ее стала — то медленно убирает, то Афанасию, мол, глазки строит. В это время и приехал на склады с ревизией Семен Семенович. Афанасий наказал жене да Дуське накрыть стол побогаче и пригласил хозяина отобедать: надеялся подпоить — авось барин добрее станет да не заметит его промахов и мелкого воровства. Кукушкин обедать приехал, Евдокию сразу приметил, и обед затянулся. Той тоже понравился хозяин Афанасия, она и так была охоча до любви, а тут уж сколько томилась, мужа сестры к себе не допускала, а мысли грешные от его лапанья пробуждались. Когда Дусю отправили в погребец за кислой капустой, гость вышел вслед за ней. Та заметила его, не пошла в подвал, а заскочила в сарай, прислонилась к стене, стояла и ждала, сама не замечая, как тяжко дышит. Семен Семенович только вошел, она качнулась к нему. Он лишь обнял ее, а она сама так жарко прижалась к нему. Он целовал ее, а Дуся скорее начала расстегивать его штаны…
— Пойдешь ко мне жить?
— Отчего не пойти, пойду… — и добавила: — Мужик ты крепкий, — для нее это много значило.
В тот же вечер он увез ее к себе, ничего не обещая, а она ничего и не ждала, кроме ласки да покоя. Как-то незаметно, спокойно, Евдокия навела порядок в доме. Слуги ее признали. Готовить начали вкуснее да экономнее, всегда и везде стало чисто, уютно… А к гостям она не выходила, свое место знала. Постепенно Семен Семенович стал звать ее своей экономкой. Поначалу Кукушкин с ней не церемонился. Девиц у себя оставлял, а то служанку какую приласкает. Дуся молчала. Но потом он признал, что его экономка слаще всех. Особо ему нравилось шлепать ее по толстому заду — какая же дама такое позволит? А она такое обращение принимала за ласку. И сама его хорошо могла приласкать — не гнушалась с ног до головы обцеловать, помять всего, потискать. Так и жили.