— Кто это — Николенька? — спросил граф.
— Братец, — сразу ответила Варя, не растерялась, но невольно потупилась, врать было неприятно.
Воронцов позже поинтересовался у Кукушкина:
— А какова семья у Вари? Где ее брат?
— Брат? Какой брат? А, Николя, — сообразил тот, — так студент, учится. Я его не видел, как-то и забыл, что есть такой, — выкрутился он. — Жили мы далеко друг от друга. Как замуж сестру отдали, так и не виделись с ней. Я же тоже уехал из родных мест. Только переписывались. Вот на похоронах и увидел, как сестра жила.
Потом, когда гость уехал, он схватил Варю за руку:
— Что же ты, мерзавка, делаешь? Я ведь велел тебе молчать обо всем! А если б я не сообразил, что ты Николя своим братом назвала? Гляди мне, проболтаешься — высеку. Вот народ, не понимает хорошего отношения. Привыкла к кнуту, так я могу, живо поставлю тебя на место. Не нравится с графом общаться, вон за кузнеца выдам замуж, он одну жену уж забил по пьянке до смерти, пусть и тебя поучит.
Варя испугалась — не видела еще Семена Семеновича в таком гневе, она упала на колени, схватила его руку, принялась целовать:
— Простите, я нечаянно, я не хотела.
— Ну, гляди мне. Да не позволяй, смотри, ничего — никаких поцелуев или прогулок вдвоем, и в комнате не оставайся с ним наедине. Веди себя, как барышня, — все натаскивал он девушку.
Наконец потеплело, пришла настоящая весна. Гости Кукушкина все чаще выбирались в парк. Молодежь с удовольствием устраивала турниры по игре с воланами, гоняла в салки, люди постарше гуляли по дорожкам сада. Варя полюбила вечерние тихие прогулки. Граф был такой умный, так много знал. Можно было чуть отстать от всех и наслаждаться остроумными разговорами с ним.
До обеда Варя обычно прохаживалась вокруг усадьбы и так потихоньку исходила все окрестности. Она спускалась в низину, все еще подтопленную половодьем. Березы стояли в воде, их длинные белые стволы отражались в ней и казались еще длиннее, а отраженные зеленые верхушки, так же, как и настоящие, тонули в синеве неба. Рощица, подсвеченная небом и снизу и сверху, с длинными стволами берез, казалась еще прозрачнее. А вокруг нее белой каймой цвела черемуха.
В мае уж стало совсем жарко, просто летняя жара, но вечера были прохладные. Когда Варя выходила прогуляться, Дуся бежала с шалью.
— Барышня, накиньте шаль.
— Да не холодно мне, Дусенька.
— Как не холодно, разве без жира косточки греют? И кушать ничего не хочет и не оденешь ее. Да стойте же, Варенька.
Она догоняла Варю, пыталась набросить шаль на плечи, а та в последний момент делала вид, что пугается. Смешно всплескивала руками и суматошно, как испуганная курица, кидалась в сторону. Дуся и смеялась, и злилась — бегать ей совсем не хотелось. Граф забирал у нее шаль.