Мяч, оставшийся в небе (Матвеева) - страница 252

На первую страницу
Табакерок, резьбы, эмалей?
        Над боярышником фаянса
        Тени ночи летать боятся;
        Никогда мадам Косарица
        На фарфоре не воцарится!
        Я по свету хожу; я всюду
        Разрисовываю посуду,
        Чтобы хор ее нежноголосый
        Пел анафему ведьме безносой!
И пускай Зоил образцовый,
Принимаясь за пашквиль новый,
Как всегда не подумав, скажет
(Ведь Зоил человек простецкий!),
Что в расписыванье фарфора —
Ни судьбы, ни с судьбою спора,
Ни отчаянья, ни задора
И ни удали молодецкой.
        И пускай питомец зоилов
        Носит громы на лирных вилах,
        Бурю (якобы) в поле ловит,
        Рвёт, рыча, на груди рубаху, —
        Вот кто пляшет среди фарфора!
        Ан заденет его — не скоро:
        Порешить свою обстановку —
        Не достанет ему размаху.
Вообще же… Взращённому в холе
Скакуну — как не рваться в поле?
Но скакун, испытавший сечу,
Зря не прыгнет ветрам навстречу.
Это бюргеру льстит ужасный
Ураган в байроническом роде.
Но бродяга
Плохой погоде
Не споёт серенады страстной.
III
        Ах, фарфор на старом камине!
        Уж не бюргерский ты отныне,
        Так как бюргеры переменились:
        Практикуются на ураганах…
        Но поскольку у них такие
        Поразительные стихии,
        Что не только не бьют фарфора,
        А тем пуще оберегают, —
То… дозволено мне да будет
Расписать эти несколько блюдец
Сценками
Из моей пасторальной
Жизни — долины взгляда…
И пока филистеры с жиру
Множат скорбь, грозящую миру, —
Вы уж дайте мне улыбнуться!
        В память
О последнем обрыве ада.
1975, 1976

Моё отношение

Навстречу мне — не помню, сколько раз, —
Вы подымали пару мрачных глаз,
Тяжелых и увесистых, как гири.
(В каком-то смысле вы штангистом были!)
        Вы подымали «каверзный» вопрос:
        Как отношусь я к нациям?
        Всерьёз.
        Ревниво и неравнодушно смалу
        Я отношусь к Интернационалу.
Быть может, дело в том, что прадед мой
Был фельдшер корабельный, врач морской?
Он переслал мне в гибком кругозоре
Всеврачеванья мысль и образ моря.
        И парусник прадедовских времён
        В глазу моем с тех пор отображён.
        Он подбирает почту. Но и тоже
        Всех тонущих. Любого цвета кожи.
Я всех приветствую наперебой,
Кто мне не предназначил быть рабой.
Но тем, кто надо мной желает власти,
Я говорю не «здравствуйте», а «здрасте».
        Когда я вижу: кто-то плут и псих,
        Я не спешу обидеть малых сих.
        (Гм… Дюжих малых сих… Сих дюжих малых —
        Прожжённых бестий и пройдох бывалых!)
Кто я, чтобы сурово их судить?
Я та, в чьем арсенале могут быть
(Уж я не говорю про недостатки!)
Следующая страница