Мне предложили подождать в маленькой зеленой приемной. Оставшись одна, я вынула из бумажника снимок, сделанный на УЗИ при сроке двенадцать недель. Головка, большой пальчик, губы и младенческий профиль… я обвела их пальцем. И заплакала от жалости к Клаудии и к малышке, которой я ничем не смогла помочь. Я рыдала безмолвно, закрыв лицо ладонями. Вспоминала предыдущие девять лет, былые неудачи, слабые надежды, наше прошлое, наши мечты, наше и мое настоящее, пока наконец не задумалась о своей бездетности и одиночестве, и слезы хлынули с новой силой. Мои силы иссякли, теперь их не хватило бы ни для Клаудии, ни для меня самой. И я плакала еще горше, понимая это. Как можно жалеть себя, если не я потеряла ребенка? Вошла медсестра, заметила, что я в слезах, но сделала неверные выводы. Приняла меня за скорбящую мать, обняла и предложила бумажный платок. Не знаю почему, но переубеждать ее я не стала. Для разнообразия можно было выйти из образа утешительницы.
В кармане завибрировал телефон. Я взглянула на определитель номера и объяснила сестре:
— Это отец ребенка.
Она оставила меня. Дождавшись, когда за ней закроется дверь, я ответила на звонок.
— Тесса? С Клаудией все хорошо?
— Да, но…
— А с ребенком?
— Сожалею, Эл. У нее выкидыш.
— С ней можно поговорить?
— Она в операционной. Ее сейчас оперируют.
— Господи…
— Все случилось слишком быстро.
— Передай ей, что я вылетаю обратно следующим рейсом. И что я люблю ее. Обязательно передай!
— Передам, Эл…
Голос в трубке умолк. Я представила, как Эл мечется по залу сингапурского аэропорта в поисках того, кто поможет ему вернуться домой. Он не желает объяснять, в чем дело, но приходится — иначе его не воспринимают всерьез. Может, он даже преувеличивает, иначе ситуация выглядит слишком обыденной. У каждой третьей женщины беременность заканчивается выкидышем, подумаешь! Пустяк, но лишь пока не придет твоя очередь.
В дверь негромко постучали. Вошла другая сестра:
— Она очнулась.
Понадобилось двадцать семь минут, чтобы уничтожить труды девяти лет и девяноста восьми дней.
Когда я вошла в послеоперационную палату, Клаудиа как раз открыла глаза. Ее взгляд был сонным, язык заплетался. Она улыбнулась врачу, потом мне.
— Я говорила с Элом, он возвращается домой.
— Скажи, пусть не жалеет меня, — ответила Клаудиа. — Дома у меня хорошенькая дочка.
Мы с доктором переглянулись.
— Эл просил передать, что любит тебя всем сердцем, — добавила я.
— Теперь он меня бросит.
— Нет. Он этого никогда не сделает.
— Не дай ему бросить меня. Где мой ребенок? Тесса, что ты сделала с моим ребенком?