— Расскажешь мне, когда… найдёшь подходящее определение для меня? — мне не хотелось, чтобы у меня было прозвище, как у бандита или идиота вроде Бивня.
— Узнаешь первым. Обещаю.
Я обнаружил следы подошв с заострённым носом и углублением в области пяток. Однозначно, ковбойские сапоги. Следы вели в сторону, к зарослям, огибали их и уходили вглубь острова. Так нам его не найти.
Пристон догадалась, что именно я ищу.
— Он сбежал, да?
— Далеко не уйдёт. Мы ведь на острове.
Я подошёл к зарослям, за которыми терялись следы Бивня, и спросил:
— Что это?
Я нагнулся и подобрал с земли занесённый песком коробок охотничьих спичек.
— Отличная находка, Энди!
Меня радовало, что пока она называла меня по имени.
— Надо показать всем…
Я схватил несколько сухих веток, Эва последовала моему примеру. Мы вернулись к пальмам, где были остальные.
Я проснулся от шума. Открыв один глаз, я не сразу сообразил, где нахожусь. Ярко светило солнце, и я закрылся от него рукой. Приподнявшись, я сел и осмотрелся: пальмы, песок, море и чёртово палящее солнце. Я всё ещё на острове.
Шум доносился от воды. Я сфокусировал сонные глаза: в море плавала женская половина нашей компании. Женщины резвились в воде, ныряли, брызгали друг на друга и верещали. Я повернулся направо. Рядом ворочалась Эва. Видимо, её тоже разбудил шум.
Я восстановил события вчерашнего вечера. Мы принесли найденные спички и сухие ветки. Зак и Мэттью первыми бросились в заросли, чтобы насобирать ещё «дров», как они назвали засохшие крючковатые палки. Мы разожгли костёр. У Вики Бойль обнаружилось несколько банок с мясными консервами. Женщины запасливы. Наш скромный ужин прошёл в тишине, так как все устали и проголодались. Конечно, самым недовольным остался Джерри. Он бы не насытился, съев даже все консервы Бойль.
После ужина все разделились на группы по интересам: одни плясали у костра, другие гуляли вдоль берега. Качок пытался сдвинуть с места огромный валун, но тот не шелохнулся, заставив лысого вспотеть.
У меня не было желания общаться. Эва тоже сидела одна в стороне, печально вглядываясь вдаль. Она набирала в ладонь песок и пропускала его между пальцами — словно ушедшее время, о котором сожалела, словно события, которые не могла изменить.
Я прилёг на песок под пальмой, положив под голову свой рюкзак, и не заметил, как уснул. Мне ничего не снилось. Впрочем, как всегда. Я завидовал людям, которые видят сны. В этом есть что-то завораживающее. У меня же по ночам перед глазами было черно…
Эва открыла глаза и пожелала мне доброго утра. Она потянулась и поднялась, приняв сидячее положение. На ночь она надела длинную полосатую рубашку с рукавами. Я только сейчас поймал себя на мысли, что за всё время, что находился рядом с ней, ни разу не взглянул ей в декольте. Я успел разглядеть остальные восемь бюстов, среди которых особо выделялся принадлежащий Пенелопе Вудс. А Эва не вызвала во мне обычного порыва пялиться на её достоинства. Впервые за всю мою жизнь.