- Я не клянусь тем, во что не верю, - холодно произносит Нечаев. Довольно и здравого смысла, чтобы понять - я говорю правду.
- А с Ивановым как? Или здравый смысл должен уверить меня и в том, что в смерти Иванова вы также неповинны?
- Какого еще Иванова?
- Так называл себя несчастный, которому велено было следить за домом, где я живу. Где жил Павел. Куда заходила ваша подруга.
- А, полицейский шпион! Тот, с которым вы так подружились! С ним-то что еще стряслось?
- Найден мертвым, вчера.
- Да? Что ж, мы одного потеряли, и они одного потеряли.
- Одного потеряли? Вы равняете Павла с Ивановым? Так вы сводите ваши счеты?
Нечаев качает головой.
- Не примешивайте сюда личного, это только запутывает дело. У полицейских агентов немало врагов. Народ их ненавидит. Смерть вашего Иванова нимало меня не удивляет.
- Я не был Иванову другом и занятий его не одобрял. Но это еще не основание для убийства! Что до "народа", так это попросту вздор! Не народ же сделал это! Народ не замышляет убийств. И следов за собою не заметает.
- Народ знает, кто его враги, и не льет слез, когда враги эти гибнут!
- Иванов не был народу врагом, он был человеком без копейки в кармане, вынужденным кормить семью, как десятки тысяч других людей. Если он не из народа, то кто же тогда?
- Вы отличнейше сознаете, что душою он к народу не принадлежал. Называть его человеком из народа значит вести пустой разговор. Народ состоит из крестьян и чернорабочего люда. Иванов не имел с народом связей, он и завербован-то был не из народа. Это был человек, лишенный всяких корней, да еще и пьяница к тому же, - легкая добыча, такого ничего не стоило обратить против народа. Удивляюсь, как это вы, умный человек, попались на такой простенький обман.
- Умный или не умный, а ваших чудовищных доводов я не принимаю! Зачем вы привели меня сюда? Вы говорили, что собираетесь предъявить мне доказательства того, что Павла убили. Где они? Прийти сюда еще не значит получить доказательства.
- Разумеется. Но перед вами место, на котором совершено убийство, а правильнее сказать, санкционированная государством казнь. Я привел вас сюда, чтобы вы сами его осмотрели. Теперь у вас есть возможность увидеть все своими глазами, и если вы по-прежнему отказываетесь мне верить, что ж, тем хуже для вас.
Он хватается за перила и смотрит туда, в стремительно падающую тьму. Между здесь и там, пролегает вечность, бездна времени, которую разум охватить не способен. Между здесь и там, Павел был еще жив, живее даже, нежели прежде. Всего напряженнее живем мы в минуты падения - вот истина, которая рвет его сердце!