— Иван замедлил шаг, — Ну вот, почти пришли. Жены дома сейчас нет, дети у бабушки. Она их балует, правда. Уже почти взрослые они, да всё равно в душе дети. Ну вот, проходи.
В небольшом доме, выкрашенном в грязно-серый цвет, семья Ивана занимала квартиру на втором этаже. В Тукумсе много старых домов, спрятанных в узкие, причудливо изогнутые улочки. И это был именно такой дом, и именно такая квартира. Иван включил свет. Много книг, иконы на полках и в углу в комнате, куда была открыта дверь. Если не считать работу священником, Иван ни сколько не изменился. Во всяком случае, Иварс, окинув взглядом квартиру, подумал именно так.
— Сейчас каникулы, так у меня стол ещё и тетрадями завален, — Иван кричал с кухни.
Было слышно, как он открыл воду и набирает её в чайник.
— Ты не представляешь, о чём сейчас школьники пишут сочинения, совсем не представляешь. Это в наше время писали о земледельцах, о партизанах, что-то наигранно патриотическое или навеянное чем-то наподобие «Молодой гвардии», — пытаясь перевести разговор, Иван затронул свою излюбленную тему, — Сейчас герои другие. Не скажу, что они лучше или хуже, но другие. За двадцать лет столько изменилось, Иварс. Я смотрю и удивляюсь.
— Чему удивляться? — Иварс разглядывал книжные полки, которые были в квартире повсюду, даже в коридоре и на кухне.
— Тому, что никогда ещё у нас за такой короткий промежуток времени не подрастало поколение, которое не ценит того, что двадцать лет назад для него было сделано, — Иван доставал из шкафа чашки и блюдца, — С другой стороны, я почти перестал общаться с друзьями из Ленинграда, так просто туда теперь не съездишь, даже если пишут и приглашают. Ну, ты, наверное, помнишь, когда мы были на четвёртом курсе, они приезжали к нам на практику.
— Конечно, помню, Иван, — Иварс улыбнулся в первый раз за последние пару часов, — Мне даже чья-то работа попадалась на глаза. Нет, сейчас не вспомню, по фольклору. А Ленинград-то давно Петербург.
— Вот и я о том же, дорогой Иварс. Всё поменялось, только мы с тобой не меняемся. Печально только, что тебя ко мне привёл столь грустный повод. Я так рад тебя видеть, Иварс! Сразу как будто моложе. У тебя нет такого чувства?
Иварс не расслышал вопроса, а Иван решил не переспрашивать. Засвистел чайник. За чашкой чая с печеньем и малиновым вареньем каждый из них чувствовал, что не может быть откровенным. Иван хотел попросить Иварса не вспоминать о его способностях, из-за которых в студенческие годы у него было много проблем. Иварс же неотрывно думал о прочитанном утром, взвешивая, каким образом он мог украсть чьё-то счастье, и как это счастье могла вернуть смерть его дочери. Беседа не складывалась, как будто пытались найти общий язык люди, решившие когда-то порвать со своим прошлым, но не сумевшие довести задуманное до конца.