Великая судьба (Удвал) - страница 6

У мальчика от волнения дрожали руки, но Ганжуржав как ни в чем не бывало принял хадак, пристально глядя ему в лицо. Максаржав в смущении опустил глаза.

— Советовались ли вы с ламой о том, какой день можно считать благоприятным для отъезда из дому? — спросила старуха.

— Да, жена побывала у ламы, и он сказал, что лучше выехать на восходе, когда солнце еще красное, — пришлось соврать Сандакдоржу. Дело в том, что жена послала к ламе его самого, но он до него не добрался — завернул по пути к знакомым, там его угостили архи[Архи — молочная водка.], и он вернулся домой, так и не узнав у ламы, когда же лучше им выехать.

Старуха, внимательно посмотревшая на Сандакдоржа, поняла, что он говорит неправду. Он догадался об этом и смутился, но потом решил, что она, скорее всего, не захочет позорить отца на глазах у мальчика.

А Га-гун ничего не заметил. Когда в юрту внесли чай и угощение для гостей, он протянул блюдо мальчику:

— Вот тебе на счастье, сынок!

Мальчик принял угощение и снова уселся на место.

— Встань, сынок, пересядь вот сюда, — сказала хозяйка, указывая ему место возле кровати. Сандакдоржу было приятно, что хозяйка усадила мальчика на почетное место и назвала его «сынок».

— Надо бы мне выехать завтра пораньше, — сказал он озабоченно. — Ты, Максаржав, учись хорошенько, слушайся учителя. Госпоже старайся услужить. Он у меня парень работящий, только не надо его баловать, — добавил Сандакдорж, обращаясь к хозяевам, и поднялся.

— Поди-ка проводи отца в юрту для гостей, сынок! — сказала хозяйка.

— Не надо, — остановил его отец. Он поцеловал Максаржава и вышел из юрты.

Нойон кончил есть и отодвинул блюдо с мясом. Жена тотчас занялась чаем: положила в чашку молочной пенки, насыпала толченого пшена и залила все это кипятком. Напившись чая, нойон вытер руки, набил табаком трубку и снова принялся за дощечку для письма.

— Ты, Максаржав, будешь жить с бабкой в соседней юрте. Вставай пораньше, днем далеко не отлучайся. Завтра же с утра мы и начнем.

Мальчик направился в указанную ему юрту.

К этому времени кончила есть и жена нойона. Служанка без конца сновала взад-вперед, убирала одно, ставила на стол другое. Дождавшись, когда она вышла из юрты, нойон сказал жене:

— Ты, смотри, не очень балуй парнишку. Мужчину воспитать — дело не простое. Не выйдет из него толку — кто будет виноват? Мы с тобой. Не приучишь его к работе — вырастет бездельником, начнет без толку околачиваться по аилам [Аха — уважительное обращение к старшему, буквально: «старший брат».] на позор нам.

— Ты тоже хорош — летом, в жару угощаешь ребенка мясом. Теперь он подумает, что его здесь всегда так кормить будут. Мы-то с тобой в детстве много ли видели мяса летом?