Войдем в творческую лабораторию пародиста. Натянут умозрительный холст, и автор ищущим взглядом обшаривает комнату — разумеется, тоже умозрительную — в поисках натуры. Увы, она пуста. Остров, на котором обосновался наш пародист, сами понимаете, необитаемый. Но пародист как будто и не собирается унывать. Призадумавшись на несколько мгновений, он решительным жестом берет со стола повесть, дочитанную только вчера.
Он — пародист. Никакой другой «натуры» ему не нужно! Повесть — вот его «натура»! И начинается работа, сопоставимая с конструкторской. Точка А, которая торчит на самом виду у зрителей, получает на холсте эквивалент, еще более приметный. Отыскивается место и для точки В. Хотя она в повести как бы задвинута на задворки, с ней связаны самые задушевные думы сочинителя. Кроме того, ее пространственный альянс с точкой А несет важную информационную нагрузку: одна звезда на небосводе — это просто какая-то звезда. Две (еще лучше — три) звезды — одна на определенном расстоянии от другой, с отрегулированными степенями яркости, градусами траекторий и т. п. — это созвездие. Подобраны позиции для точек С и D…
И теперь пародист дает волю своей фантазии. Карандаш (или кисть) вольно гуляет по полотну — влево, вправо, вверх, вниз. АН нет, остановка! Сверка курса! Уточнение координат! Нельзя в пародии выламываться из принятой системы отсчета — разумеется, в чистой пародии — той, у которой нет иных целей, кроме пародийных…
Такая скрупулезность в передаче сходства — с документальной фиксацией значимых моментов; такая верность законам начертательной геометрии, с ее перпендикулярами, опускаемыми из плоскости в плоскость; такая забота о полном подобии обеих фигур: «натуры» и «двойника»; столь прочный и обоснованный союз реального прототипа и его отражения — где еще, кроме зеркала, мы все это найдем? А в литературе — где еще, как не в пародии?! Так что правомерно завершить сей пассаж выводом: по своей «методе» пародия — это зеркало зеркала, а зеркало — пародия на пародию.
«Предъявите, пожалуйста, документы!»
Существует внутренняя близость между пародией и современными репортажными жанрами (родство, кажется, никем еще в полный голос не отмеченное). Отправной материал в обеих изобразительных системах воспринимается и подается как «источник», как документ.
Стремится сохранить в неприкосновенности «правду материала» очерковый жанр — путевые и этнографические заметки, в частности. Отсюда приверженность этой литературы к фотографиям. Без наглядной аргументации не обходятся ни «Одноэтажная Америка», ни Даррелл.