На пару секунд Майклом овладело желание наклониться через стол и вылить все свое пиво Броку на голову. Ему хотелось посмотреть, как оно будет стекать по волосам на рубашку, хотелось увидеть потрясенное, полное недоумения лицо Брока; потом бы он встал и, положив на стол несколько долларов, сказал бы: «Мудак ты, Брок. Как был мудаком, так и остался». И это избавило бы его от Билла Брока на всю оставшуюся жизнь.
Но он вместо этого сдержался и, овладев собой, сказал:
— Мне она всегда казалась изящной.
— Ну да, только тебе никогда не приходилось с ней жить. Тебе никогда не приходилось… ладно, забей; хрен с ним. Ну его нахуй. Забудь. Ну так вот, — сказал Билл, откидываясь назад и с явным облегчением возвращаясь к тому, что произошло в Филадельфии. — Я чмокнул ее в щечку, мы присели, немного поболтали, все было очень приятно; потом я предложил пойти куда-нибудь выпить, но Диана сказала, что мальчики устали или что-то в этом роде, так что мы все вместе пошли вниз и попрощались уже на улице. Вот и все. Нет, вернулся я, в сущности, с хорошим чувством. Я рад, что отправил пьесу Морину, и рад был с ним познакомиться. Установил полезный деловой контакт и завел хорошего друга, мне так кажется.
«Ага, — подумал про себя Майкл, — ага. Ты ведь и жопу ему готов до блеска вылизать, правда ведь?»
Домой из «Белой лошади» он шел очень быстро: его распирало от гнева, и только на полдороге он понял, что ему нет больше нужды ненавидеть Брока за то, что тот жил когда-то с Дианой; и еще он понял, что ему больше никогда не придется тосковать по Диане Мэйтленд, отделенной от него немыслимыми расстояниями в пространстве и времени.
Сегодня он только потому и пошел выпить с Броком, что в первый раз за последние шесть недель остался дома один: все остальные вечера с ним была Сара; завтра она снова вернется, а Сара Гарви была девушкой такой же прекрасной, такой же интересной и такой же свежей, какой могла некогда стать для него Диана Мэйтленд.
Дома он обнаружил незаконченное резюме, которое он так и оставил в машинке, когда позвонил Брок, и просидел над ним до поздней ночи. Завтра он отдаст его Саре, она размножит его на школьном ксероксе, а он потом разошлет копии на адреса английских факультетов всех американских колледжей, какие только найдет в публичной библиотеке.
Многие годы он клялся, что преподаватель английского — последняя работа, на которую он согласится, но теперь он был к этому готов. И ему было все равно, в какую часть страны занесет его эта работа, потому что Сара сказала, что ей тоже все равно; работу школьного консультанта она, наверное, сможет найти где угодно, если появится в этом нужда, а если не появится, то и ладно. Им обоим важно было начать новую жизнь.