— Я уже было думал, что мы никогда тебя не увидим, Майкл, — сказал отец Люси, когда они пожали друг другу руки. — Мы только твое имя и слышим начиная с… хм… всего-то с апреля. Но кажется, что гораздо дольше.
Супруги Блэйн были высокой, стройной, элегантной парой с такими же умными лицами, как у дочери. Кожа у них была загорелая и упругая — обычный эффект от занятий теннисом и плаванием, — а хрипловатые голоса свидетельствовали о том, что оба отдают должное ежедневному алкоголю. Им нельзя было дать больше сорока пяти. Когда они сидели, улыбаясь, на длинном, обитом ситцем диване в своих безупречных летних костюмах, их можно было снимать в качестве иллюстрации для какой-нибудь журнальной статьи под заголовком «Есть ли в Америке аристократия?».
— Люси, — заговорила миссис Блэйн, — вы сможете остаться на воскресенье? Или романтическая необходимость влечет вас в Кембридж?
Негритянка-горничная бесшумно внесла поднос, и напряжение, сперва витавшее над их собранием, стало отступать. Смакуя первые глотки ледяного сухого мартини, Майкл откинулся на спинку кресла и украдкой посмотрел на девушку своей мечты, до сих пор не веря в происходящее. Потом его взгляд скользнул вдоль верхней кромки стены: далеко-далеко одна линия встречала под прямым углом другую, а еще дальше в послеполуденной игре теней открывался вид на другую комнату, за ней — еще на одну, а потом еще, еще и еще. В этом доме царил вечный покой, создать который могло лишь продленное на несколько поколений богатство. Это было высшее сословие.
— Что еще за «высшее сословие»? Что ты имеешь в виду? — спросила его Люси на следующий день, когда они гуляли вдвоем вдоль узкого пляжа. От раздражения она даже нахмурилась. — Когда ты бросаешься такими словами, ты становишься похожим или на пролетария, или на дурака. Не говори ерунды.
— Но по сравнению с тобой я и есть пролетарий.
— Глупости, — ответила она. — Ничего глупее я никогда от тебя не слышала.
— Ладно. Скажи только, мы можем не оставаться здесь на воскресенье, а уехать прямо сегодня?
— Думаю, да, без проблем. Но почему?
— Потому что. — Он остановился, чтобы дождаться, когда она повернется к нему и его пальцы смогут сквозь ткань блузки прикоснуться с величайшей нежностью к одному из ее сосков. — Потому что романтическая необходимость влечет нас в Кембридж.
Его самой насущной романтической необходимостью на протяжении всей осени и зимы оставался поиск благовидных аргументов против ее осторожного, но весьма настойчивого стремления пожениться.
— Конечно, мне хочется, — говорил он. — И ты прекрасно это знаешь. Хочется ничуть не меньше, чем тебе, а может, даже больше. Мне просто кажется, что жениться раньше, чем я найду какую-нибудь работу, не слишком умный поступок. Разве это не логично?