Только было я собрался рассказать об очередном «случае из жизни животных», как он положил багет на тарелку и спросил:
— Почему ты решил все-таки встретиться со мной?
Так, начинается Серьезный Разговор.
— Почему? — переспросил я, пытаясь выиграть время.
Он кивнул.
Не глядя ему в глаза, я ответил:
— Ну, я тут пытался разобраться в своей жизни… Кое о чем я просто никогда раньше не думал или не хотел думать. Вот я и решил — пора разобраться со всеми вопросами. К тому же я давно уже понял — не так страшен черт, как его малюют.
Джордж рассмеялся, и я позавидовал его красивому баритону. Мой голос был далек от такого совершенства.
— Кажется, это Марк Твен сказал: «Я старый человек и много чего боялся в жизни. Многое из того, чего я боялся, так никогда и не произошло».
— Ну, это как-то слишком уж умно для меня.
— Пожалуй.
Мы надолго замолчали.
— Я довольно долго ненавидел тебя. Собственно говоря — всю свою жизнь я тебя ненавидел. Ты ни за что ни про что испортил мою жизнь. Ну, или, скажем так, усложнил.
— Ты прав, — ответил он. — Оправдываться мне нечем. Я испортил жизнь вашей матери и усложнил вашу с Верни.
Он замолчал на секунду.
— Ты сказал, что «ненавидел». То есть теперь не ненавидишь?
Я сглотнул.
— Наверное, в какой-то момент я понял, что нет смысла и дальше тебя ненавидеть. В школе почти у всех моих друзей не было отцов. Странное это было ощущение. Как будто отцы целого поколения решили смыться в одночасье. Все как один. Как обезьяны.
— Обезьяны?
— Ну да, — ответил я и рассказал ему про номер Дэна «Мертвая обезьяна». — Ты, как и все, прикинулся мертвой обезьяной. Что не удивительно, учитывая тот факт, что человеческий ДНК на 99 процентов совпадает с обезьяньим.
И откуда только взялись все эти научные факты?
— Не то чтобы ты был плохим человеком, — сказал я, впервые посмотрев ему в глаза. — Просто слабым.
Он долго смотрел на меня.
— Ты ведь и сам знаешь, что я очень раскаиваюсь, не так ли? Наверное, нет уже смысла в извинениях, — в конце концов, это всего лишь слова, но я действительно раскаиваюсь. Мне так жаль, что я пропустил то время, когда вы с Верни взрослели. И время это уже не вернешь. Поначалу мне трудно было не думать о вас, но я все время утешал себя тем, что ваша мать позаботится, сделает для вас все возможное. Но со временем память стирается, и вы превратились для меня во что-то наподобие сна.
За последующие полчаса мы рассказали друг другу практически все о нашей жизни в течение этих двадцати восьми лет. Я рассказал ему о Верни и о Фиби, о своей карьере комика, и даже о нас с Мэл и о будущем ребенке (хотя некоторые детали я все же опустил).