— И как его будут звать? — поинтересовался я.
Она отвела глаза, притворяясь, что не понимает, о чем речь, но теперь уже я сам не собирался сдаваться.
— Ну, хорошо, — покорно произнесла она, — я и вправду думала об имени нашего ребенка. Но ведь это же не преступление! Мы назовем ее Элла. В честь Эллы Фицджеральд.
— Отличное имя, — сказал я. — Когда-нибудь у нас будет ребенок. И тогда мы назовем его Эллой. Но не сейчас. Договорились?
— Договорились.
Поставив в этом деле точку, Мэл напряженно замолчала, так что мне пришлось крепко обнять ее — что и говорить, этот разговор здорово смахивал на ссору. А потом мы отправились догонять Верни с Чарли.
Используя страницы воскресной газеты в качестве козырька от солнца, мы провели остаток дня, валяясь на траве, а затем отправились обратно к выходу из парка. Мэл с Верни вскоре отделились от нас в поисках нужного заведения, а мы с Чарли неторопливо шли следом. В какой-то момент мы заговорили о том, о чем, как считала Мэл, мы никогда не разговариваем.
— Мэл сказала, что Верни хочет ребенка.
— Неужели? От кого? — рассмеялся Чарли. Вскоре, однако, его улыбка улетучилась, а ее место заняла некая философская мина. — Ну да, так оно и есть, — пожал он плечами. — Она только об этом и говорит. Даже не знаю, как мне выпутаться из этой истории.
— Все бывает, — подбодрил я его. — Вдруг окажется, что у тебя недостаточное количество сперматозоидов.
— Да я вообще не уверен, что хоть кто-то из этих малышей на что-нибудь сгодится, — загадочно проговорил Чарли. — Если, конечно, они наделены интеллектом своего производителя.
— Мэл тоже завела разговор о детях. Хотя не уверен, что она это серьезно. И вообще, я не понимаю, почему из-за того, что вы с Верни обсуждаете эти темы, мы тоже должны говорить о детях.
— Два сапога пара, — наполовину серьезно, наполовину шутя сказал Чарли. — Они это любят: в туалет в ночном клубе — вместе, за покупками в супермаркет — тоже вместе, обувь выбирать…
— Нет, — прервал я его, — обувь Мэл покупает одна. Она говорит, что обилие мнений вызывает у нее умственный паралич. После этого она покупает туфли на полразмера меньше, надеясь, что все равно сможет в них влезть. Хотя цвет и фасон всегда безупречны.
— В общем, ты понял, о чем я.
Мы остановились и освободили дорогу человеку, бегущему нам навстречу с клубком из собачьих поводков в руках. За ним неслись три шотландских терьера.
— Ну и как? Ты собираешься сдаваться? — вернулся я к разговору после того, как собаки пробежали мимо.
— Не знаю, — сказал Чарли. — Не то чтобы я вообще не хотел детей. Ну, там, девчушечку, с которой можно будет поиграть во что-нибудь, или мальчишку, который возненавидит меня в подростковом возрасте. Но дело в том, что… — Он умолк. Я ободряюще кивнул. — Дело в том, что, как только у нас появятся дети, все изменится. Уже не будет просто нас. Мы больше не сможем, бросив в багажник пару сумок, отправиться в неизвестном направлении на выходные. Мы больше не будем сидеть с вами в «Хавершеме». Больше не будет… как бы это сказать… удовольствия. Начнутся пеленки и кормления… светло-зеленые детские «неожиданности»… вставания по ночам… няньки… постоянные визиты моих родителей по выходным… коляски… а потом, однажды, она захочет второго ребенка, потому что одного окажется мало.