С момента, как посерело небо, прошло пять лет. Сколько на Земле осталось живых – доподлинно неизвестно. Впрочем, автор этих строк может смело утверждать о девяти тысячах трехстах двадцати трех живых, обосновавшихся на острове Валаам на Валаамском архипелаге островов. Изначально нас было около шестидесяти тысяч – несколько сотен местных, большей частью монахов, и чуть больше пятидесяти девяти тысяч беглецов. Первая и самая страшная зима унесла половину. Часть умерла от голода и болезней, часть предпочла расстаться с жизнью добровольно. После второй зимы нас стало на десять тысяч меньше. Третья, четвертая и пятая забрали всего десять тысяч человек – мы довольны таким результатом. Кое‑как, но мы научились выживать.
Не берусь сказать, скольких из нас унесет следующая, шестая зима. Знаю лишь одно – нас станет меньше. Возможно, намного – люди вконец отчаялись, и в общине вновь начали проявляться суицидальные настроения. Безысходность – она завладела умами людей, она витает над общиной в виде серых, непроницаемых для света облаков.
И почему мы отчаялись, автор этих строк может утверждать наверняка: последний радиообмен с Финской и Петрозаводской общиной состоялся два года назад. С тех пор радиостанция не смогла поймать больше ничего, кроме треска белого шума эфира. Наверное, мы последние живые девять тысяч человек на тысячи километров вокруг. А возможно, мы последние живые на всей Земле. Последние девять тысяч триста двадцать три человека, окруженные миллионами носителей токсоплазмоза…
Конец первой части.
Автор: Алексей Долин, еще живой.
Протяжно выдохнув, Долин засунул ручку в нагрудный карман легкой полу–военной куртки, закрыл тетрадку, почесал покрытую недельной щетиной щеку и чуть сдвинул вверх натянутую по самые брови шапочку. Встав со складного стульчика, стоявшего на вершине открытой, без крыши, сторожевой вышки, расположенной на скалистом берегу острова, он оперся о перила и вгляделся в бесконечную гладь серых вод Ладожского озера.
Дежурить он любил. Занятие это пусть и бесполезное – до ближайшего берега двадцать два километра, и протисты вряд ли пожалуют в гости, – зато можно остаться наедине с самим собой. В поселке же Акимов обязательно найдет, чем занять свободную пару рук. Да и взгляды поселян… они раздражают. Все смотрят одновременно и как на чумного, и как на кого‑нибудь мессию. То шарахаются прочь, то подбегают и, заискивающе заглядывая в глаза, просят о чем‑нибудь. Найдешь то? Найдешь сё? Угу, как будто это так просто… А когда отвечаешь на все просьбы твердым «нет», заискивающие взгляды вмиг превращаются в подозрительные, завистливые и злобные.