– Ты как на прогулку едешь, – заметил Ник. – Как ты будешь воевать, когда такая качка?
– Научат. А если нет, то жить захочешь, сам научишься, – ответил Жан.
– Не зря ли эта затея? – спросил Ник.
– Испугался? С нами ничего не случится. Нас же еще нет на свете. Зато за Россию постоим, будет о чем вспомнить.
– Все равно никто не поверит.
– Главное, чтобы мы верили друг другу. Представляешь, когда вернемся туда, к себе, за триста лет вперед, будем вспоминать, как воевали. Сейчас там у нас со шведами вроде порядок – мирно живем.
– В нашем времени – да, – согласился Ник. – Здесь другое дело. Я думаю, ты тогда не станешь им объяснять политику на триста лет назад?
– Пользуйся моментом, пока здесь. Хоть немного с ними повоюем. Когда еще придется! – Жан плюнул в пенящуюся воду под кормой. – Морды, может, придется им побить… У нас же там не получится.
– Смотри, чтобы тебя не набили, хрюшку, – предостерег Ник. – А Ин где?
– Да вон стоит со своим лесорубом, – Жан кивнул в сторону. – Тоже мне вояка! Ему только топором махать.
– Ты сам-то к пушке смотри спереди не подойди, полководец хренов. Будешь, как Мюнхгаузен, на ядре летать.
– За меня не беспокойся, буду проситься в заряжающие. Нас должны там по кораблям распределить.
– Да, но мы должны быть все вместе, понял?
– А этот дровосек?
– Он что, тебе мешает? Будем вчетвером.
Ин молча смотрела на волны и слушала, как кричат чайки. Павел стоял рядом и тоже молчал. Каждый думал о своем. Кто-то затянул песню. Она была печальная и отражалась на настроении других.
– Отставить выть! – приказал граф Николаев. – Что за настроение?
– Настроение хорошее, барин, – ответил кто-то. – А песня не помешает.
– Так надо веселую петь, а не такую грустную.
Кто-то запел частушки, да еще и с крепким матом.
– Вот это дело, – заметил граф. – А то приуныли тут, как на каторгу едете.
– Смотрю я на эти волны, – наконец сказал Павел, после долгого молчания, – и вся жизнь перед глазами проплывает. Помню еще, лет десять назад, бегал в деревне босиком по огороду, подавил у матери все огурцы. Ох, и лупила она меня… Мои же все из крепостных были, и я такой же. Потом власть поменялась… я вырос. На престол пришел Петр и затеял стройки. Вот я и подписался. Лучше быть на воле, чем прислуживать и унижаться какому-то барину. Я и выбрал свободу. У меня в деревне остались старые родители и братик с сестренкой. Подрастут, обязательно их к себе заберу. Нечего спину гнуть на какое-то рыло – лучше строить города и жить по-человечески. Государь рабочий люд в обиду не дает, а там полный произвол…