Все эти промахи, а точнее сказать, последствия промахов, загнули в душе Витальки Соснина крепкие дуги, «испортили главные пружины». В прошлом доверчивый и не хулиганистый, готовый всегда помочь другу, он стал подозрительным и хищным, а когда односельчане напрямки говорили ему об этом, сжимался, словно волчонок, и хрипел: «Жизня так кусается!»
От «звонка до звонка» отбыл свой срок Виталька в колонии, и его неудержимо потянуло в родную Рябиновку. Пегий, будто преданная гончая, выл у него под ухом: «Зачем тебе родная деревушка? Закатим-ка лучше в городок наш, поживем на свободе!» Но Виталька отрезал: «Катись ты от меня, знаешь куда?» На этом они и разошлись. Пегий не грозил и не ругался, он только зверел лицом и повторял два слова: «Попомнишь, падла». Но и тут Виталька находил ответ: «Будешь вязнуть — на мокрое дело пойду!»
Не знал Виталька, что не та беда, которая на двор пришла, а та, которую со двора не прогонишь. Хотел спрятаться от своего прошлого в сарае, где стояла ведерница Манька, стать похожим на всех своих рябиновских шоферов, трактористов, комбайнеров, раствориться как в воде. Но оно, прошлое, будто тавро на Виталькиной коже вытравило.
Председатель Павел Николаевич Крутояров колодезной водой из ушата облил:
— По тюрьмам сейчас ходить легко, — сказал. — Мы всем миром страну укрепляем, братьям младшим помощь оказываем и вот таких, как ты, обрабатываем: кроватки чистые, семичасовой день, библиотека, школа, воспитание. Только что Малого театра не хватает! Ты поди приехал и думаешь, здесь тебе курорт будет? Нет, дружок. Я тебе проверку устрою. Видишь, около кузницы старый «ЗИС» лежит? Вот его отремонтируешь, лето на нем поработаешь, а там посмотрим.
— Отремонтирую. Дайте только запчасти. Я сделаю.
— А на него сейчас и частей-то не выпускают, — хахакнул кто-то из присутствовавших при разговоре механизаторов. И все громко заржали.
— Если не выпускают, так зачем же на моей шкуре весь это хлам варить? — У Витальки краснели уши и заметно подрагивали плечи. — Вы потеху разводите, а я все эти годы только жил — во сне за рябиной бегал.
Павел Крутояров подошел к Витальке, взял толстыми пальцами за пуговицу.
— Значит, так?
— А как еще, — ответил Виталька и, не стесняясь, начал разглядывать могутную фигуру председателя.
— Если так, то приходи вечером, один с тобой поговорю.
О чем говорили Крутояров и Виталька, никому в Рябиновке не известно. Домой Виталька пришел поздно, угрюмый и расстроенный. Пригорюнилась мать у шестка. Звенели на потолке мухи, билось в затянутое марлей окошко комарье. За стеной, в палисаднике, шелестела рябина и где-то далеко за околицей ревел трактор. Утренняя малиновая заря спешила навстречу вечерней. Весело и строго смотрел на Витальку с завешанного вышитым рушником простенка молодой Виталькин отец в десантной форме.