В душе февраль, или Мне нечего терять, кроме счастливого случая (Шилова) - страница 102

— Я хочу жить, — сказал Макс, почти задыхаясь, и посмотрел мне в глаза. — После того как я познакомился с тобой, я хочу жить. Я не хочу умирать… Мне кажется, что сейчас я на грани жизни и смерти. Но я хочу остаться с тобой…

— Ты будешь жить. Ты обязательно будешь жить, потому что теперь у тебя есть я, а у меня есть ты…

Я сняла лохмотья, намочила в воде и положила Максу на лоб.

— Вода не холодная, но это не важно. Сейчас тебе станет полегче. Вода — это очень важно. Я читала в одном журнале, что актер Никита Джигурда голодал сорок восемь дней, и ничего. Остался жив, продолжает петь и плясать… Голова у нас не поедет, потому что она уже давно в пути. Разводиться нам не надо, потому что мы не состоим в браке. Да и другого выхода у нас просто нет. Ты же сам призывал меня не думать о еде. Вот я о ней и не думаю.

Макс натянуто улыбнулся и прошептал:

— Ты потрясающая женщина. Ты даже не представляешь, какая ты потрясающая. В тебе столько оптимизма. Ты совсем не похожа на капризную звезду… Ты стопроцентная леди. Мне не страшно умирать на твоих руках.

— Замолчи. Давай не говорить о смерти. Ты прав, по одиночке мы не выживем, а вместе мы сила. — Я вытерла слезы и постаралась улыбнуться. — Знаешь, я не жалею, что попала в тот страшный дом и пережила самые кошмарные дни своей жизни… Я ни о чем не жалею…

— Почему?

— Потому что я встретила тебя…

— Ты говоришь это для того, чтобы облегчить мои страдания?

— Глупости. Я говорю это потому, что хочу тебе это сказать.

Я и в самом деле не лукавила в тот момент, а говорила только то, что я чувствовала. Макс опять застонал. Его трясло как в лихорадке. Мне хотелось хоть как-то облегчить его страдания, и я бросилась к воде, но не удержала равновесия и упала прямо на сломанную ногу. Палочки сдвинулись, и я закричала.

— Господи, как же больно… Больно-то как… — Я стала набирать воду в ладони и поливать Макса. — Сейчас будет полегче… Потерпи, дорогой.

Макс слабел на глазах. «Макс, ты живой?» — все время спрашивала я, держа его за руку.

Он изредка кивал и уже практически не открывал глаза.

— Открой глаза, пожалуйста. Ну открой. Мы должны друг друга видеть… Я должна читать твою боль в твоих глазах…

И Макс слушался. Открывал глаза, но я видела в них только нестерпимую боль.

Я устала так, что не была способна ни к чему — ни спать, ни лежать, ни двигаться, ни ждать. Нога и нос не давали мне покоя, Макс мог в любую минуту умереть. Лечь бы и заснуть… Заснуть и никогда не просыпаться… Никогда… А еще лучше заснуть одновременно, обнявшись. Мне было бы спокойно и хорошо. Потому что он рядом.