— Самогонкой балуешься? Можешь не прятать — я не любитель. Женя, скажи, что мы не собираемся покушаться на его дерьмо. Пусть не прячет.
Выслушав Голицына, Эмиль отвернулся. Но немного подумав, начал объясняться, как вдруг его перебил крик Гаспара. И гребцы вновь взялись за вёсла.
— Чёрт! — не сдержался Субботин. — Да разве это отдых? Дал бы хотя бы минут двадцать!
— Давай я тебя подменю, — предложил Женя.
— Не надо. Раз уж я их гребца пристрелил, то и грести мне, а не тебе. Пока терплю. А что наш Че Гевара тебе так долго рассказывал?
— У него в бутылке какой-то раствор, которым не делятся, потому что он очень дорогой. За эти пол-литра ему предлагали ещё не старую женщину и даже вещь, которая обладает способностью светиться в темноте всю ночь. Но он отказался, потому что у него больше раствора нет, а без него он умрёт. В последнее время ему не везёт, и он не нашёл ни одной вещи. А сеньор Рауль даёт раствор только в обмен на вещь.
— Ты что-нибудь понял?
— Не очень. Но, похоже, что здесь совсем другие мерила ценностей, чем те, к которым привыкли мы. В бутылке не алкоголь. Возможно, какое-то лекарство.
Заскрипели вёсла в уключинах, и Сергей ухватился за древко. Теперь все молчали, и лишь Гаспар еле слышно бормотал под нос, производя нехитрые расчёты. Галера плыла в тумане неслышно и плавно, словно призрак. Тишина казалась нереальной, завязшей во мгле и будто потусторонней. Субботин грёб веслом в общем медленном ритме, чувствуя себя тенью в этом призрачном мире.
«Наверное, так оно и есть, — подумал он, глядя на напряжённые, с закрытыми глазами лица гребцов. — Мёртвые тела здесь встают и бродят по мёртвому острову. И такие же мертвецы сидят рядом и гребут, унося их с Женей в преисподнюю. Единственных живых в этом мире».
Сергея передёрнуло. Он оглянулся на кубинца. Эмиль посмотрел ему в глаза и осклабился в хищной ухмылке, от которой у Субботина по спине пополз холодок.
— Женя, тебе они не напоминают, как бы сказать помягче… нежить? — шепнул он Голицыну. — А если они, как Дмитриев?
— Странный вопрос для прожжённого циника. С чего это вдруг тебя так проняло? Ты что, забыл, как застрелил одного из них?
— И то верно. Накатило какое-то помутнение. Туман во всём виноват.
Чтобы стряхнуть наваждение, Сергей начал прислушиваться. Должны же в этом мире быть ещё какие-то звуки, кроме тихого шелеста воды. Говорят, что человека можно убить абсолютной тишиной. Сознание теряет точку опоры и переходит в сумеречное состояние, разрушая мозг.
«Возможно, от него только этого и ждут? — такая неожиданная мысль поразила Субботина, будто громом. — Заставь человека подумать, что он оторван от мира, и он оторвётся! Потеряет почву под ногами, порвёт тонкую нить разума и превратится в животное, следующее лишь зову инстинктов. А чтобы поколебать его твердыню, нужно всего лишь преподнести то, с чем мозг не сможет справиться. Они со штурманом убегают от вдруг воскресшего Дмитриева, а где-то в лаборатории по соседству хватаются за животы и лопаются от смеха, глядя на работу психотропного оружия или излучения, способного управлять разумом человека. В какой-то момент над их сознанием взяли контроль, и теперь они, будто марионетки на поводках, развлекают невидимых зрителей. А я ведь понял, кто эти зрители! — Сергей упорно тянул клубок собственных умозаключений. Ему казалось, что ещё миг, и разгадка сложится сама собой. — Американцы! Точно! Здесь всё под их контролем! Даже разум! Наша разведка копнула лишь на поверхности. А в суть вопроса проникнуть так и не смогла, ограничившись предположениями. Климатическое оружие? Нет! Это слишком просто. Здесь творятся дела куда посложнее».