Я молча кивнул, чего уж тут непонятного. Если выдать монахам зеленые одеяния, они будут целыми днями спать под кустиками.
— Но не потому, что мы пытаемся следить за братьями, — немедленно опроверг мои выводы хозяин, — здесь все работают ровно столько, сколько хотят. Просто среди наших адептов много старых, больных и увечных, и они могут упасть или даже потерять сознание.
В ответ на это утверждение в моей голове родилась целая куча вопросов, но я даже не пошевелился. Раз он так хорошо знает, чем интересуются новички, значит, и мои вопросы сможет предугадать.
— Я готов ответить на все твои вопросы, — предсказуемо объявил монах, — но, прежде всего, давай познакомимся и поедим. По моим сведениям, завтракали вы на рассвете, а сейчас почти полдень.
Ну вот оно и прозвучало, самое главное заявление. Вовсе не случайно гулял по приемной суда услужливый чиновник, сыгравший после еще несколько ролей, вовсе не из вредности отказали Рамму в намерении выкупить меня. В тот момент все уже было предопределено и расписано заранее, и мое присутствие здесь так же неотвратимо, как наступление весны. Днем раньше или неделей позже — но результат неизбежен. Я посмотрел на тяжелые тучи, обложившие небо до самого горизонта, вдохнул пахнущий близостью моря воздух и решительно взялся за вилку. Судя по обращению, им что-то от меня нужно, и будет крайне неразумно проявить сейчас заинтересованность. Или снова поторопиться, я и так из-за спешки по уши влип в какую-то гадость.
Еда, принесенная монахами, оказалась довольно простой: жареная рыба, каша, тушеные овощи, хлебцы и любимый северянами эль. Мне уже чрезвычайно опротивело за последние дни кисловатое пойло, поэтому я едва сдержал разочарованный вздох. Но внимательный хозяин все же сумел поймать тень неудовольствия, мелькнувшую на моем лице.
— Если ты хочешь сойти здесь за своего, то должен научиться пить этот напиток с таким выражением, словно целуешь любимую женщину.
Целую минуту я молча жевал сразу ставшую безвкусной рыбу и пытался понять, зачем он это сказал. Хочет, чтоб я в чем-то признался? Так этого он не дождется никогда. И если знает или догадывается о моем настоящем статусе, то должен понимать это особенно ясно. А если блефует, то тем более напрасно. Меня нельзя заставить силой или хитростью сделать то, о чем потом я смогу пожалеть.
— Отвык, а раньше и вправду любил, — сообщил я недовольно, продолжая осторожно черпать кашу.
Руки уже поджили, но сгибать пальцы получается еще плохо из-за лопающейся корочки.
— Как ты думаешь, — доев свою порцию, вздохнул собеседник, — только ваши сыскари пытаются досконально изучить наши порядки?