— О, нѣтъ, не надо, — сказала молодая женщина, крѣпко схватывая Оливера за руку. — Мнѣ теперь лучше. Пойдемъ домой, жестокій ты мальчишка! Пойдемъ!
— Въ чемъ дѣло, ма'амъ? — спросила одна изъ женщинъ.
— О, ма'амъ! — отвѣчала молодая женщина, — онъ убѣжалъ мѣсяцъ тому назадъ отъ своихъ родителей, честныхъ работниковъ и почтенныхъ людей и все время шлялся съ ворами и бродягами. Онъ разбилъ сердце своей матери.
— Ишь ты негодяй! — сказала одна женщина.
— Иди домой, маленькое животное ты этакое, — сказала другая.
— Я не знаю ея, — отвѣчалъ Оливеръ. — У меня нѣтъ ни сестры, ни отца, ни матери… Я сирота и живу въ Пентонвилѣ.
— Послушайте его! Вотъ выдумываетъ! — вскрикнула молодая женщина.
— Ахъ, это Нанси! — съ удивленіемъ воскликнулъ Оливеръ, который только сейчасъ увидѣлъ ея лицо.
— Видите, онъ знаетъ меня, — сказала Наиси, обращаясь къ стоявшимъ вблизи людямъ. — Ему не выпутаться теперь. Заставьте его идти со мной, добрые люди… Онъ убьетъ мать и отца и разобьетъ мое сердце.
— Что тутъ такое, чортъ возьми! — сказалъ какой то человѣкъ вмѣстѣ съ бѣлой собакой выскочившій изъ пивной лавки. — Маленькій Оливеръ! Ступай домой къ бѣдной матери, щенокъ ты этакій! Ступай домой!
— Я не ихъ совсѣмъ. Я не знаю ихъ. Помогите! Помогите! — причалъ Оливеръ, стараясь вырваться изъ рукъ схватившаго его человѣка.
— Помогите! Да, я помогу тебѣ, негодяй! Что это еще за книги? Укралъ гдѣ нибудь, а? Давай ихъ сюда!
Съ этими словами онъ выхватилъ книги и ударилъ ими Оливера по головѣ.
— О, по дѣломъ! — крикнулъ какой то человѣкъ, выглядывавшій изъ окна на чердакѣ. — Только этимъ и научишь ихъ уму-разуму!
— Вѣрно! — сказалъ плотникъ съ заспаннымъ лицомъ, поглядывая на человѣка въ окнѣ.
— Это ему же на пользу! — сказали обѣ женщины.
— И еще получитъ, — сказалъ мужчина, вышедшій изъ пивной. Онъ еще разъ ударилъ Оливера по головѣ и схватилъ его за шиворотъ. — Ступай за мной, негодяй! Сюда Бельзи, хвати его! Хвати его!
Слабый отъ недавно перенесенной имъ болѣзни, ошеломленный ударами и неожиданнымъ нападеніемъ, напуганный ворчаніемъ собаки и жестокостью Сайкса, угнетенный сознаніемъ того, что стоящіе по близости люди дѣйствительно считаютъ его такимъ негодяемъ, какимъ его только что описали, что могъ онъ сдѣлать, бѣдное дитя? Наступала ночь, мѣстность была населена людьми подозрительными, помощи не отъ кого было ждать, и всякое сопротивленіе было безполезно. Не прошло и минуты, какъ его уже тащили по цѣлому лабиринту узкихъ темныхъ дворовъ, заставляя его идти такъ быстро, что невозможно было разслышать тѣхъ криковъ, которыми онъ пробовалъ призвать къ себѣ на помощь. Да и что могли сдѣлать эти крики, когда по близости никого не было, кто могъ бы помочь ему.