— Я сделал тебе больно? — спросил я, помогая ей подняться.
С ужасом глядя на меня, она завизжала, как резаная свинья.
— Что с тобой, Мелинда?
Она в страхе бросилась от меня, укрывшись за креслом — озноб бил ее тело.
Желая успокоить ее, я двинулся к креслу.
— Не подходи ко мне, — заревела она и, защищаясь, замахала руками.
— Да что случилось, в конце концов? Чего ты испугалась?
С горящими от изумления глазами она произнесла дрожащими губами:
— Ты умеешь говорить?
— Естественно, умею.
— Это ужасно. Я не знала.
Она явно была под большим потрясением. Я же не мог взять в толк, как женщину, которая только что голышом вытворяла в бесстыдном порыве самые экстравагантные трюки, мог шокировать факт, что я умею говорить. Она подбежала к своему платью и в спешке стала натягивать его на себя.
— Ты уходишь?
— Да.
— Тебе не было хорошо?
Она ответила молчаливым взглядом. Ее явно тяготил разговор со мной. Я повторил:
— Тебе не было хорошо?
— Да-да, все было хорошо, — зачастила, словно с сожалением, она.
— Ты еще придешь?
Она лишь молча продолжала ползать на четвереньках в поисках своих элегантных туфель на высоких каблуках.
— А, вот они!
Она мигом натянула их на свои прекрасные ноги и с облегчением вздохнула, будто этот последний штрих в ее туалете вернул ей утерянное достоинство.
— Ты не хочешь остаться? Мы могли бы поговорить?
— Ну нет, всему есть свои пределы!
И Мелинда громко хлопнула за собой дверью.
14
Я погрузился в сон, как в пучину. Время от времени я внезапно пробуждался и, переворачиваясь на другой бок, на секунду переживал те мгновения, когда познал самое большое счастье от соития, сделав наконец женщину счастливой, и вновь забывался во сне. Утро застало меня бодрым и цветущим от радости пресыщения любовью.
На краю моей кровати сидел Зевс-Питер-Лама и внимательно смотрел на меня.
— Мне следовало отрезать тебе язык.
Я пропустил мимо ушей его замечание и, с наслаждением предаваясь воспоминаниям минувшей ночи, блаженно улыбался восходившему солнцу.
— Мелинде никогда в жизни не было так страшно, — упрямо твердил он.
— Но у нее никогда в жизни и не было такой ночи.
— Это точно, — усмехнувшись, сказал Зевс. — Когда она отошла от испуга, опрокинув парочку рюмок и заглотнув успокоительное, то подтвердила мне чудодейственные свойства сономегафора.
Он потрепал мне бок — таким жестом хозяин хвалит свою лошадь.
— Даю голову на отсечение, что она в эту минуту названивает всем своим подружкам, чтобы поделиться радостью от плотских утех.
Нахмурив брови, он рассматривал мое лицо, которое светилось удовлетворением пресыщенного самца.