Помолчали. Мимо с какой-то даже демонстративной гордостью прошлепал еще один пароход. С него лился речитатив на тему того, что кто-то на ком-то любит каждую трещинку. На палубе курили.
К беседке подошли трое сморщенных дядек. Виктор смерил их мрачным взглядом, но на дядек это не произвело впечатления. Одни из них полез в продолговато оттопыривающийся карман.
Виктор спрыгнул вниз, снял Анастасию. Вознамерился было так и идти, обнимая ее за талию, но та вежливо, но решительно высвободилась.
На Воробьевых горах было почти пусто. Лишь в кустах спал какой-то мужичок, натянув на лицо кепку. Нога его в замызганном ботинке время от времени шевелилась.
Сверху спящего внимательно рассматривали два правоохранителя. Потом один из них начал спускаться.
Пьяный невнятно замычал, вяло отмахиваясь. Из его горла начали пробивать себе дорогу вольные звуки богатой русской речи.
Однако на правоохранителей эти орфоэпические упражнения не произвели впечатления. Не менее выразительно отвечая, они начали поднимать пьяного наверх. Пьяный — не бомж, с которого нечего взять. Пьяный — ценная добыча.
Слушать обмен мнениями между противоборствующими сторонами было не очень приятно, и Виктор поспешил увести Настю подальше. Их провожало затихающее обиженное бормотание и полный надежды мат служителей закона.
Над лежащей внизу Москвой висело облако обыденного серого смога. Золотились купола Новодевичьего, сквозь дымку кое-как виднелся Иван Великий. Справа копошились люди на ремонте метромоста. Над ними катились машины, как деловитые букашки.
— Витя, мне уже пора, — опомнилась Анастасия. — Мне еще очень много делать.
В голосе ее, однако, недоставало решительности.
Виктор посмотрел на нее. На нее давно никто так не смотрел.
— Витя, ну мне правда пора, — просительно сказала Настя, глядя на молодого мужчину. — У меня завтра семинар…
— У тебя завтра я.
— Ты много на себя берешь, — сказала она. Но в ее голосе недоставало уверенности.
Блестели окна гостиницы «Юность». Или бывшей гостиницы — Анастасия не знала, что там сейчас. Рядом не менее активно отблескивал кубик офиса французской косметической фирмы.
По реке проплыл еще один — издали уже очень уютный — пароходик, морща за собой воду.
— Я беру на себя тебя, — сказал Виктор, стоя чуть сбоку и за спиной. Она не видела его лица.
Было тихо и сонно. Начинало темнеть. Шпиль Университета осветили прожекторы, и он вонзился в небо, как ракета. Когда-то они гуляли здесь. И валялись в траве в этом то ли парке, то ли лесу между университетским стадионом и Воробьевыми горами…