– Не надо… – подтвердила я.
– Вы, что же, отдыхали вместе с Гребневым?
– Нет, он позже приехал с приятелем. Несколько дней мы были все вместе.
– Приехал с приятелем? – оживился следователь. – Что за приятель?
– Я так поняла, что это его «раб»…
– Что значит, «раб»? – сдвинул брови Рикемчук. – Согласно параграфам сто двадцать седьмой статьи УК, незаконное лишение свободы, а также использование рабского труда предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от пяти до пятнадцати лет, – на память процитировал он УК, свою Книгу книг.
– Вячеслав Иванович, ну что вы, в самом деле, как хор старых большевиков, про мир голодных и рабов. Ереме ваш УК уже не указ… И вообще, это было добровольное рабство.
– Объясните! – потребовал дотошный Рикемчук.
– Приятель Еремы иногда писал за него детективы под псевдонимом Егор Крутов. Литературный «негр». Обычное дело…
– Ишь ты, – неодобрительно буркнул Рикемчук, видно, вспомнил свое неказистое творчество, а может, запоздало пожалел, что сам не обзавелся таким «негром».
– А здесь Еремей выдавал его за партнера, – добавила я.
– По литературе? – уточнил Рикемчук.
– По постели…
– Что значит, «выдавал»? – нахмурился следователь. – Зачем?
– Для скандала. Ему надо было все время подогревать к себе интерес.
– Ясно… – буркнул Рикемчук. От комментариев по поводу сомнительной славы покойника у него все-таки хватило ума воздержаться.
– Вячеслав Иванович, вам известна причина его смерти? – спросила я.
– Пока нет, – неохотно ответил он. – Знаю только, что никаких видимых внешних и внутренних повреждений на теле гражданина Гребнева не обнаружено. Ни ссадин, ни гематом, ни порезов, ни ушибов или разрывов внутренних органов.
– Зачем все же Еремей вышел среди ночи из своего номера и отчего-то вскорости умер? Отчего… – начала было я.
– Давайте так, Василиса, – перебил меня Рикемчук, – я сейчас загляну в местную полицию, а потом мы с вами встретимся и обстоятельно побеседуем.
– Не получится, Вячеслав Иванович…
– Что так?
– Я сегодня во второй половине дня уезжаю.
– Ну что ж. Тогда в Москве повидаемся. Счастливого полета.
Я опасливо покосилась на него. И мысленно перекрестилась: «Чур меня!» Его пожелания имели тенденцию сбываться с точностью до наоборот.
Чуть позже была еще одна встреча. Я проходила мимо бунгало, где остановился Еремей, и увидела Пашу с пожилой женщиной в черном. Поняла, что прилетела мать Еремея. Она должна была увезти тело сына на Родину. Я подошла, поздоровалась. Женщина посмотрела на меня непонимающе, но кивнула в ответ. Я протянула ей пятьсот долларов.