– Кто еще, кроме вас, знал о том, что Гребнев принимал снотворное?
– Павел, наверное… – ответила я, припоминая. – Мама его… Бывшая подруга Марта. Может, еще кто-нибудь.
– В непосредственной близости от потерпевшего…
Боже! как выражался этот человек! Словно кирзовыми сапогами протопал по моим ушам.
– …находились только вы и гражданин Пышкин. С вами мы разобрались. Теперь что касается Пышкина… У него мотив, несомненно, был. После смерти Гребнева он становится единственным автором детективного проекта «Егор Крутов». Пышкин – человек тщеславный, небездарный. У него могла возникнуть мысль… Ну, вы понимаете, о чем я.
Я поняла. «Да, Павлу была выгодна смерть Еремы…» – не могла не согласиться я с доводом следователя. О Ереминых привычках он знал, своей ролью «раба» явно тяготился. Неужели Павел? Но что-то удерживало от скороспелого вывода. Хотя веских «против» я тоже привести не могла и растерянно спросила:
– Вячеслав Иванович, а мать Гребнева знает о результатах экспертизы?
– Да, я вызывал ее к себе. Проинформировал.
– Как отреагировала Альбина Георгиевна?
– Кивнула утвердительно. Может, не дошло до нее? Шутка ли, единственного сына потерять… Пока больше ее не тревожил. Я на несколько дней вылетаю в командировку. Все туда же, на Гоа. Когда вернусь, подробнее поговорю и с Пышкиным, и с Гребневой. На сегодня все, Василиса…
Я вышла от Рикемчука потрясенная новой информацией. Ереме кто-то подменил таблетки… Но кто? В тот день я в его номер не заходила. А Павел? Вполне мог заглянуть. Наверняка приходил уборщик отеля. А может, не только он. В отличие от сейфа, который мог открыть только Великий Слесарь из Мумбая, хлипкую дверь номера отомкнет любой – хоть шпилькой, хоть ногтем.
«Кто, “любой”? – осадила я себя. – Кроме нас с Павлом, Ерема ни с кем не общался». Павел? По словам Еремы, Павел уже написал несколько книг под псевдонимом Егор Крутов и читатель не отличил их от предыдущих. Значит, издателей его работа устраивала. А то, что у проекта автор сменился… Можно сказать, что после Еремы остались новые неизданные романы. Или, наоборот, сделать сенсационное заявление, будто за Еремея Гребнева всегда писал Павел Пышкин. Шумиха пойдет на пользу проекту. Для издательства это главное.
Меня одно смущало. Мать Еремы узнала от Рикемчука, что ее сына отравили. Она должна была понять: это могли сделать двое – либо я, либо Павел. Но на поминках держалась с нами обоими ровно, благодарила, что пришли, просила не забывать… Разве так себя ведут с предполагаемыми убийцами? Выходит, она ни в чем нас не подозревает? Тогда кого? Или до нее, действительно, «еще не дошло», как говорит Рикемчук?