Он снова снял трубку и начал набирать номер Милдред Скотт. Она ответила сразу, и голос ее был ласковым, как свежий прохладный ветерок, овевающий лицо в удушливо жаркий день.
— Можно, я приеду? — спросил он.
— Да. Ты поужинал?
— Нет еще. Через десять — пятнадцать минут.
— Хорошо.
Он подождал, пока она даст отбой, — и ему стало легче выносить тяжесть, с которой мир давил на сердце.
Он побрился, принял ванну и оделся с поспешностью, в которой было что-то лихорадочное. Затем вышел на улицу, где уже клубились ранние сумерки. Окружающий мир был до странности обычен. Уже зажглись фонари; по мостовой плавным потоком скользили машины; ярко освещенные рестораны и бары в центре города были заполнены посетителями. По тротуарам прогуливались горожане — высокие и низкорослые, красивые и некрасивые люди всех цветов кожи, всех рас, из всех слоев общества; одни наслаждались вечерней прохладой, другие глазели на витрины; парни подыскивали себе девушек, а девушки — парней; попадались и одинокие пожилые мужчины и женщины, мечтающие о том, что на этих залитых светом улицах они встретятся с неким прекрасным, добрым и чутким человеком, который почувствует их одиночество и поможет его рассеять. Обыкновенный, ничем не примечательный вечер, хорошо знакомый всем детям человечества.
Как всегда, старуха-гриква открыла ворота, пропуская машину, а затем заперла их на засов. Она успела заметить, что с той стороны улицы, со стороны, где живут белые, какая-то женщина внимательно наблюдала за происходящим. Надо будет сказать мисс Милли, что мистер Карл приезжает слишком рано. Как бы кто-нибудь не донес. На прошлой неделе они упрятали в тюрьму одну пару, потому что мужчина был белый, а женщина цветная. И оба вполне приличные люди! Надо будет предупредить мисс Милли.
Ван Ас нашел Милдред Скотт под ее любимым деревом. Перед ней стоял большой кувшин с холодным как лед апельсиновым соком и высокий бокал с вином. Здесь, в этом тенистом благоухающем саду, близ Милдред, мир был таков, каким его хотело видеть сердце: простым и исполненным покоя.
— Мне надо было жениться на тебе, — неожиданно сорвалось у него с языка.
— О! — Она была изумлена и подумала, что теперь об этом не может быть и речи. Должно быть, ему хочется попозировать.
— В те дни это было еще возможно. Помнишь те дни?
— Но ведь ты не женился, — сказала она, с любопытством ожидая, что он ответит.
— Тогда все было бы решено бесповоротно, — продолжал он.
«Он в самом деле страдает. Нет, он страдает уже давно, но только недавно начал это понимать. Бедный Карл. Бедный Карл».