Она не предполагала, что их любовь затянется так надолго. А для нее это была любовь с первого взгляда — чувство, залегающее в самой глубине, которое, она знала, обрывается лишь со смертью. Она уже смирилась с его уходом и сжилась с мыслью, что он никогда больше не вернется. И в своем воображении видела себя замужем за милым, приятным, порядочным человеком; она будет ему верной женой и хорошей матерью его детям.
Она знала, что Карл ее любит; но разные люди любят по-разному; случается, любовь убивают жизненные трудности или долгая разлука. Поэтому она была удивлена, растеряна и даже немного обеспокоена, видя, что он продолжает ей писать и возвращается снова и снова. В конце концов она поняла, что его чувство так же глубоко, как и ее, и не менее долговечно. И тогда она неторопливо и тщательно стала приспосабливать свою жизнь к этой новой реальности…
Она нашла его под деревом.
— Я не приезжал к тебе, потому что мне было страшно, — сказал он с неожиданной резкостью, даже грубостью.
— Перед чем же ты испытывал страх?
— Перед тем, что они творят. Перед тем, что мне придется делать выбор между ними и тобой.
— По ты уже сделал свой выбор, Карл.
— Это мой народ, Милдред, Нельзя повернуться спиной к своему народу только потому, что он идет к катастрофе. А дело неминуемо кончится катастрофой. Ее наступление зависит лишь от времени.
— И от того, сколько крови будет пролито.
— Да, и от того, сколько крови будет пролито. Я знаю, Милдред, тебя тоже глубоко волнует все происходящее. Ты никогда не говорила об этом, никогда не проявляла своих чувств, но я знаю, что это тебя волнует, и, наверно, бывают минуты, когда твое сердце наполняется ненавистью.
— Только не к тебе, Карл.
— Мне было страшно… О Милдред! Я страшился того, что они скажут и сделают, если поймают нас е тобой. Ведь это все-таки мой народ.
— Знаю, Карл.
Они вместе вошли в дом.
Мисс Анна де Вет была озадачена. Первая трещина, которую два дня назад она заметила в самообладании Карла Ван Аса, — мимолетная вспышка ревности, вызванная ее заигрыванием с полицейским, вселила в нее кое-какие надежды. Но в это утро он заявился позднее обыкновенного, в петлице у него красовался цветок, а в глазах прыгала лукавая искорка. Чувство близости к родному народу, которое она замечала в нем последние дни, уступило место отчужденности, приправленной легкой иронией и насмешкой, — и тут она сознавала свое бессилие. Но он делал свое дело — и делал его с еще большим пылом и рвением, чем всегда.
Зазвонил городской телефон. Она сняла трубку, ответила, затем щелкнула переключателем и сказала Ван Асу: