«Следующие статьи (§ 26–41), касающиеся имущества, полученного от царя за службу, начинаются с параграфа, согласно которому воин, не пошедший в поход или пославший вместо себя наемника, подлежит смертной казни (не за „дезертирство, как обычно считают, а за то, что, не выполнив свою службу и утратив тем самым право на служебный надел, продолжает им пользоваться, т. е. как бы за „кражу““). Последний параграф этого раздела касается вопроса о противоправном использовании чужого поля, в § 42 (первый в следующей группе) — тоже об использовании чужого поля, но в другом аспекте. Эта четвертая группа норм (§ 42–88) регулирует операции с недвижимостью и ответственность за правонарушения, касающиеся этого имущества».
Посчитав не нужным больше доказывать существование переходов «по ассоциации», авторы книги выделяют следующие группы: «§ 89-126 — торговые и коммерческие операции; § 127–195 — семейное право; § 196–214 — умышленные и неумышленные телесные повреждения; § 215–182 — операции с движимым имуществом, включая наем имущества и личный наем (эти два вида правоотношений вавилонские юристы рассматривали как один)».
Приведенное разделение на группы имеет максимально обобщенный характер и, конечно же, не отражает все многообразие общественных отношений, затрагиваемых в кодексе. Более конкретное рассмотрение отдельных сторон законодательства Хаммурапи будет приведено ниже, при анализе определенных сфер жизнедеятельности вавилонского государства.
Безусловно, кодекс Хаммурапи представляет собой право новой, рабовладельческой эпохи. Однако, внимательное изучение текста памятника не оставляет сомнений, что в нем еще присутствуют отголоски далекого прошлого, эпохи родового строя. К пережиткам древнего права относятся параграфы, касающиеся определения наказания за телесные повреждения, присуждаемого в соответствии с законом эквивалентности воздействия — уже упоминавшегося принципа талиона («око за око, зуб за зуб»). Вполне законным считалось сломать кость тому, кто сам сломал кость другому лицу; если виновный поранил глаз пострадавшему, то наказан он должен был быть тем же — повреждением глаза. Указанный архаический принцип распространялся и на некоторые другие сферы общественных отношений. Например, если в обрушившемся доме погибал хозяин, то должен был умереть и строитель, приложивший руки к постройке данного дома; если под обломками погибал сын хозяина, то соответственно лишался жизни сын строителя.
К наследию прошлого можно отнести и указанный самосуд, когда, например, в соответствии с 25-й статьей человека, уличенного в воровстве при тушении пожара, следовало бросить в огонь этого же пожара. Отважившегося на воровство со взломом постигала не менее трагическая участь: его надлежало убить и закопать в том самом месте, через которое он проник в чужие владения (ст. 21). К глубине столетий восходит содержание 23-й статьи, по которой предусматривалось, что в случае, если грабитель не пойман, возмещение ущерба возлагалось на «местность», точнее общину.