Чтобы не думать об этом, я забрала у Патрика детей. Доктор Павелка рекомендовала отвлекаться, как только появляются малейшие признаки депрессии. «Не зацикливайтесь!» — велела она.
В прихожей мы втроем провожали Эвелин и Патрика. Шейн кашлял, уткнувшись мне в толстовку, а Киран вытирал нос о мой рукав. Патрик открыл дверь и придержал ее для Эвелин. В дом ворвался холодный воздух, на рождественском венке зазвенели бубенчики. Мягкая щека сестры коснулась моей щеки.
— Спасибо, что присматриваешь за детьми, — шепнула Эвелин.
Сейчас она произносила эти слова куда чаще, чем раньше.
— Веселитесь! — ответила я.
Когда они ушли, я уложила Шейна и смотрела, как Киран играет с новой железной дорогой. В конце концов он тоже уснул на диване, и я перенесла его на кровать с подаренными папой на Рождество простынями с символикой «Джетс». Закрывая дверь, я усмехнулась: Патрик сожжет их дотла, если поблизости не окажется Эвелин.
Затем я плюхнулась на диван с пультом в руке, но ненадолго. В детской закашлял Шейн, поэтому пришлось подняться наверх и дать ему лекарство.
— Ну как, лучше? — спросила я, откинув мокрые волосики с горячего лба.
— Хочу смотреть телевизор, — захныкал он.
Мы вместе устроились на диване. Я искала по каналам новости, когда в прихожей раздался звонок. Схватив в охапку Шейна, я открыла звякнувшую колокольчиками дверь. Передо мной стояла изящная девушка с прямыми светлыми волосами, подстриженными под каре, в кремовом пальто и подходящих по цвету перчатках. Она благоухала ароматом дорогих французских духов.
— Привет, Ари, — сказала Саммер. — С Новым годом!
Как она изменилась! Неброская одежда, волосы короче на шесть дюймов, никакого перламутрового блеска на губах и ярко-синих теней. Макияжа почти не было, только красная матовая помада. Саммер стала еще красивее, чем раньше. Она напомнила мне женщин с фотографий двадцатых годов.
— Привет. — Мой голос прозвучал так тихо, что я сама едва его расслышала.
Мы не виделись с Саммер с прошлого года, и я рассчитывала больше с ней не встречаться.
— Я зашла к твоим родителям, — сообщила она. — Твоя мама сказала, что ты здесь. А у них вечеринка.
— Знаю, — бросила я уже громче.
Лучше бы мама не выдавала меня, но сердиться на нее я не могла. Она хоть и подозревала что-то, правду о случившемся между мной и Саммер я поведала только доктору Павелке. Вне стен ее кабинета все это звучало бы слишком отвратительно.
Саммер перевела взгляд на Шейна:
— Ничего себе, как ты вырос!
Она протянула руку, чтобы потрепать его по щеке, но я не дала:
— Не трогай его.