Тяжелее всего мне было примириться с тем, что я не знал, когда же закончатся мои скитания. Путь казался бесконечным, и это выматывало и морально, и физически. Никакой цели в жизни у меня не было. Я все время куда-то бежал – из одного пункта в другой, а судьба посылала все новые и новые испытания с повторяющимися сюжетами. Я тащился позади своих спутников, погрузившись в глубокие раздумья о нынешнем положении. Главной задачей каждого дня было простое выживание. В некоторых деревнях к нам относились неплохо – кормили и приносили воду. Но разве это можно было назвать счастьем? Было понятно, что все это временно и что скоро надо будет бежать дальше. Глубокого удовлетворения и покоя моя душа не знала. В каком-то смысле пребывать в постоянном унынии было легче, чем переживать бурные перепады настроений, по многу раз переходя от одного эмоционального состояния к другому. И я предался тоске. Она не давала останавливаться, гнала вперед. При этом я не испытывал разочарований, потому что всегда ожидал худшего.
Иногда по ночам мне было трудно уснуть. Я часами смотрел в темноту и ждал, пока мои глаза полностью привыкнут к ней и начнут различать окружающие предметы. Мне вспоминались родные и близкие, и я гадал, что с ними сталось, живы ли они.
Как-то вечером я сидел на площади в заброшенной деревне и думал о своем нескончаемом путешествии и о том, что ждет меня в будущем. Взглянув на небо, я увидел луну, на которую наплывали тяжелые тучи. Несколько раз они пытались полностью поглотить ее, но ночное светило снова и снова пробивалось сквозь облака, сгущавшиеся все больше. Тут я вспомнил, какую мысль высказал недавно Саиду после того, как мы в очередной раз чудом спаслись после нападения местных жителей, вооруженных пиками и топорами. Измученные этим новым испытанием, мы добрели до веранды пустующего дома. Джума, Мориба и Муса быстро заснули, а Альхаджи, Канеи, Саиду и я неподвижно сидели, вслушиваясь в ночные шорохи. Почти абсолютную сумеречную тишину нарушало лишь мерное и тяжелое дыхание Саиду. Так прошло несколько часов, но вдруг Саиду прервал молчание. Его голос был глубоким и ровным, будто не сам он произносил слова, а его устами говорил кто-то другой:
– Сколько еще раз нам придется встретиться лицом к лицу со смертью? Когда же мы обретем покой? – спросил он.
И затем, выдержав паузу, длившуюся несколько минут, продолжал:
– Каждый раз, когда нас хватают и собираются убить, я закрываю глаза в ожидании конца. Я все еще жив, но ежедневная готовность принять смерть приводит к тому, что какая-то часть меня постепенно умирает.