— Колесом малость царапнуло.
Мать с испугом оглянулась на грохочущее колесо.
— Господи! Как ты к нему прислонился?
— Не для забавы, мать, — усмехнулся отец, — по нужде. Вншь, срочный ремонт. Ослабла плица одна, того гляди оборветься. Заклинить надо.
Ужас, с которым мать смотрела на проклятое колесо, передался и Настёнке. К этому колесу близко подойти и то страшно, а тятеньке руками за него браться да чинить его.
— Остановить бы по делу надо, — пояснил отец, отвечая на немой вопрос матери. — Да нельзя, вншь. Печь без дутья заглохнет. Приказал начальник на ходу исправлять. А то плавку загубим.
— А человека!.. — ахнула мать и спохватилась: что проку от ее слов? К чему же зря человека за сердце брать?
— Вечером сюда принеси,? — спросила, принимая ил рук отца опорожненную посуду.
Отец покачал головой.
— Не надо. Засветло управиться должен. Ночью к нему не подступиться. При свете и то, дай бог… Ну, идите‑ка. Неча вам тут страху набираться.
Мать, не прекословя, взяла Настёнку за руку и пошла к двери. Настёнка все оглядывалась на отца, будто чуяла, что видит лицо ею в последний раз…
Еще не начало смеркаться, снова застучали в окно.
Часто и громко.
— Беда! Аксинья! Беги, там твово Матвея…
— Ой, господи! — в голос закричала мать и кинулась из избы. Настёнка за ней.
В сарае на полу, в том же углу, где днем, сидя на сосновом сутунке, хлебал он щи, осторожно придерживая рукой горячий глиняный горшок, — теперь лежал Матвей Скуратов, прямой и длинный, в мокрой, прилипшей к могучему телу одежде. Руки крестом сложены на груди. Лицо и кисти рук закрыты белой холстиной.
Всю жизнь был ои мастером при водяном колесе. При. водяном колесе и смерть застигла.
Люди расступились, пропуская вдову и сироту.
Мать рухнула как подкошенная, схватилась за скрещенные на груди большие жилистые в запекшихся ссадинах рукп, нрижалась к ним лицом и замерла в безмолвном плаче. Настёнка потянула за край холстинки, чтобы заглянуть в лицо, и задрожала: лицо было залито кровью.
— Ироды! Пронлятые ироды! Загубили! Загубили! — отчаянно закричала мать, вскочив на ноги. — Будьте вы прокляты, все начальники! Чтобы всем вам сгинуть не своей смертью!
Она схватила Настёнку на руки и опрометью бросилась прочь. Никто не посмел ее удержать.
I! только когда, добежав до края запруды, она кинулась вниз и, пробив молодой ледок, исчезла под водою, стоявшие безмолвно люди очнулись и ринулись вслед.
Достали обеих. Мать мертвою, Настёпку откачали.
В один час Настёнка стала круглой сиротой.
…Враз все оборвалось и перевернулось в ее жизни.
Вместо светлого детства — горькое сиротство, Вместо отца и матери — ворчливый опекун дед Евстигней и его болезненная жена тетка Глафира. Вместо чистенького нарядного домика на широкой улице — подслеповатая, вросшая в землю избенка в конце косого проулка.