Далее генерал–губернатор внушал:
«…Прошу вас предупредить всех, до кого это касается. что рабочий всегда доволен своим положением, когда у него есть необходимая пища и одежда, когда он не изнурен работами, когда с ним обратятся кротко и взыскивают за вины со строгой справедливостью. Особо прошу обратить внимание на прпохочнвание рабочих к бракам и домоводству, каковые меры помогают сделать не только из служителя, но из ссыльнокаторжного трудолюбивого и полезного для него и казны человека…»
— Эх, ваше высокопревосходительство! — укоризненно вздохнул Тирст. — Да разве это люди…
У него даже отпало желание читать дальше. Но заметав строкою ниже знакомую фамилию, Тирст понял, что написанное далее имеет к нему прямое отношение.
«…Мною получено донесение о нахождении в бегах урядника первой статьи Якова Могуткина, состоявшего в должности надзирателя рудного двора вверенного вам завода. Подобный беспримерный случай нарушения присяг» служителем унтер–офицерского звания свидетельствует либо о крайнем небрежении вашем к подбору лиц, ведающих отдельными производствами завода, скорее же о весьма стеснительных условиях существования и чрезмерно строгом обращении с подчиненными. Прошу незамедлительно донести рапортом о причинах увеличения числа побегов за последние месяцы, особо объяснения ваши о причинах, побудивших к побегу урядника Могуткина…»
— Проклятый подпоручик! — процедил сквозь зубы Тирст, дочитав предписание. — Ему обязан я сей припискою.
Теперь было не до ремонта печи.
Весь день ушел на составление рапорта.
Поставленный в необходимость оправдываться и тем самым как бы возражать его высокопревосходительству, Иван Христианович особое внимание уделил стилю своего сочинения и так начал свой рапорт:
«Имея счастие получить предписание Вашего Высокопревосходительства о принятии мер к предотвращению побегов ссыльнокаторжных, я, к прискорбию, в донесении своем по этому предмету должен доложить, что с начала майской трети бежало 217 человек, в том числе командированными мною казаками поймано четверо…»
Такое повальное бегство объяснить было нелегко. Ивану Христиановичу пришлось несколько раз переписывать эту часть рапорта.
«…Число бежавших в такой короткий срок весьма значительно, и причину побега, не зная настоящей, прямо должно было бы отнести к вине местной администрации. Не считая себя далеко виноватым в вынуждении рабочих к побегам тою незаботливостью, нечеловеколюбием, отягчением работами, о которых Ваше Высокопревосходительство изволили упомянуть в предписании Вашем, долгом поставляю почтительнейше доложить…»