Возле пышащей жаром доменной печи Тирст остановил высокого мастерового с не по годам окладистой черной бородой.
— Как, Еремей, выполнит твоя печь месячный урок?
— Все как есть по уроку, ваше благородие, — ответил чернобородый, — остатнюю плавку в ночь выдадим.
— Придем посмотрим, — пообещал Тирст. — Вот Ефим Лаврентьевич не видывал огненного чугуна. Смотри не осрамись, Еремей!
— У нас осечки не бывает, ваше благородие.
День был ясный, погожий, и, войдя со свету в плющильный цех, Ярыгин остановился у входа, пережидая, пока приобвыкнет глаз к дымному полумраку.
Широкое и длинное помещение плющильного цеха было несоразмерно низким, и закопченный потолок, подпираемый несколькими рядами сложенных из кирпича квадратных столбов, висел над самой головой. Небольшие окна в массивных, возведенных из дикого камня стенах напоминали крепостные бойницы. В дальнем конце цеха стояли три печи для разогрева металла. Длинные языки пламени вырывались из смотровых щелей. Возле печей суетились люди, черные, закопченые, как и все, что находилось в этом мрачном цехе.
Дышать было трудно. В горле першило от едкого чада.
И даже Ярыгин, начисто лишенный всякой сентиментальности, подумал, что работать здесь изо дня в день — собачья доля.
Середину цеха занимали прокатные станы.
Тирст подвел Ярыгина к одному из них. Из‑под валков вырвалась светящаяся полоса и метнулась в их сторону. Стряпчий испуганно попятился. Но невысокий, по ширине плеч казавшийся квадратным мастеровой, вооруженный длинными клещами, ловким движением перехватил полосу и снова загнал ее под валки.
Ярыгин не сводил глаз с кряжистого вальцовщика, удивляясь и проворству движений, какое трудно было предположить, глядя на его грузную фигуру, и необычной его внешности: при черной, как уголь, бороде длинные, прямые, подстриженные горшком волосы были белы, как у столетнего старика. Огненная змея опять бросилась на мастерового, и он, зажав ей голову клещами, снова укротил ее.
Ярыгин опасливо отодвинулся еще подальше и спросил:
— и ежели промахнется?
— Бывает. — равнодушно ответил Тирст. — В этом цехе наиболее часты смертные случаи. Посему из вольнонаемных охотников мало находится. Употребляем в работы каторжных.
— И этот каторжный? — указал Ярыгин на белоголового вальцовщика.
— Этот — уральский мастеровой Никон Мукосеев, — ответил Тирст. — Привезен сюда при учреждении завода, — и, чтобы показать свою осведомленность во всех сторонах заводской жизни, добавил: — Умелый работник и примерный семьянин. И, сверх того, отличный садовод и огородник. Яблони выращивает. И первые огурцы в слободе всегда у него.