Зашёл, совершенно не ожидаемый Артёмом, Моисей Соломонович и всем очаровательно сделал руками и глазами: сидите-сидите-сидите, я буду очень незаметный.
Мезерницкий кивнул ему, как знакомому, и начал ловко нарезать тюленье мясо.
Граков даже привстал, чтоб видеть это.
Артём обратил внимание на его щёки — всегда словно расслабленные, как у спящего.
Моисей Соломонович, стоя у дверей, облизал губы, будто готовясь запеть и борясь с этим желанием.
— А тут, я говорю, тюрьма… — продолжал Мезерницкий, — …и люди вдруг оборачиваются другими сторонами. Мы крайне редко убиваем друг друга тут, зато трёмся, и трёмся, и трёмся всеми боками, не в силах разминуться, — и вдруг прозреваем суть. Это как если бы мы были посажены в полный трамвай, и он сошёл с ума и вёз бы нас целый год или три. Поневоле приходится привыкать друг к другу… Здесь мы познакомились со своими вчерашними врагами в упор и начали даже делить с ними хлеб. Здесь мы остались почти голые — у большинства из нас нет ни званий, ни орденов, ни регалий, только сроки. Здесь мы узнали советского нэпмана и советского беспризорника — эти человеческие виды лично мне были неизвестны доселе. Здесь я увидел лагерную охрану и конвойные роты — а это есть идеальный образчик трудового народа, на время, с тоскою в сердце, оставившего плуг и токарный инструмент.
Граков на этих словах быстро перевёл взгляд с тюленьего мяса на Мезерницкого и обратно.
«…Слишком быстрые глаза при таких медленных щеках…» — отстранённо подумал Артём.
Осип, напротив, теперь уже с интересом прислушивался к Мезерницкому, позабыв о тюленьем мясе.
— Вам не кажется, что это не столько народ, сколько плесень на нём? — красивым своим и глубоким голосом сказал Моисей Соломонович. — А разве мы можем судить о вкусе сыра по плесени на нём?
— Есть такие сыры — с плесенью, — сказал Мезерницкий.
— Боюсь, что советская власть готовит другой вид сыра, в котором плесень будет исключена, — сказал Моисей Соломонович. — …Только молоко! Новый народ — только молоко и сливки. Никакой плесени.
Василий Петрович внимательно смотрел на Моисея Соломоновича. Что-то в его взгляде было… нехорошее.
Моисей Соломонович, испросив разрешения, начал помогать Мезерницкому готовить и накрывать на стол, и свершал это не без остроумной ловкости.
Граков поинтересовался у Осипа, как идут дела в изучении морских водорослей: стало понятно, что они уже встречались и на эту тему имели некоторые беседы.
— …Вы же так не доживёте до конца своего срока, — тихо, но разборчиво, сквозь общий шум, выговаривал Василий Петрович Артёму. — Вас точно хотят убить. Вы как-то заигрались во всё это. Я даже не знаю, чем вам помочь.