— А вы где играете? — спросил Артём, имея в виду карты. — За это ж могут на Секирку сослать.
— На Секирку… — сказал Афанасьев насмешливо. — И что теперь? Играем где можем — это сильней страха, игра — она вместо этой блядской жизни соловецкой, затмевает её… Мест, чтоб громать, пока много: в оконных нишах играем… есть пара обжитых, ещё не пропаленных чердаков, за дровами место есть… В роте тоже играют иногда, разве не видел? Но ловят, суки, давят.
Афанасьев мечтательно смотрел куда-то далеко, будто мысленно раскидывал карты.
— Ты хорошо играешь? — спросил Артём.
— Играю? — засмеялся Афанасьев. — Нет, тут другое. Это не игра — это, Тёма, шулерство. Играть там — без смысла, важен только обман. Я в детстве хотел фокусы показывать в цирке, с ума сходил просто. Фокусам так и не научился толком, а вот с картами могу кое-что… А сама игра — это уже дело пятое. Главное, если хочешь выиграть, — чтоб была своя колода. Или, на крайний случай, третьего человека. Всё дело в колоде: как ты её растасуешь — так и поиграешь, Тёма.
Артём помолчал.
— А карты откуда?
— Святцы сделать — тоже своя забава, — с видимым удовольствием рассказал Афанасьев; «…Во поэт», — подумал Артём весело.
— Идут блатные в библиотеку, продолжая плановый процесс перековки, берут роман потолще… Режут страницы из книг, бумагу склеивают хлебным клеем — это когда хлеб обваривается кипятком и отжимается; отжатая жидкость, клейкая. А потом через трафаретку рисуют мылом, разведённым на чернилах, карты, они же «святцы», они же «колотушки», — с учительской интонацией закончил Афанасьев и, подняв веник, спросил: — Жаль, на венике нельзя улететь, как Баба-яга, да, Тёма? Сейчас бы уселися с тобой — и адьо, товарищи!
— Баба-яга ж — на метле, — отвечал Артём.
— А метла что? Веник! — не соглашался Афанасьев.
Веников они сделали уже полторы сотни, и надо было ещё пятьдесят.
— Давай-ка мы сделаем метлу, может, полетит? — сам себя развлекал Афанасьев.
Сходил до обильно наломанных ветвей, выбрал самые длинные, связал из них уродливый, в половину человеческого роста веник.
— А? — смеялся Афанасьев, пытаясь на него присесть и так разбежаться.
— У нас верёвки кончились, — подсмеиваясь, сказал Артём. — Вязать веники нечем. Урок не сделаем, хлеба дадут триста грамм, а у меня и так кончился.
— А я знаю чем, — тут же сообразил Афанасьев. — Я тут брошенную колючку видел.
— Думаешь, надо? — спросил Артём, умиляясь на нового рыжего товарища.
— А чё, не надо? — отвечал Афанасьев. — Сказали: надо веники — вот будут им крепкие революционные веники.
Он сходил за колючей проволокой — и вернулся с длинным хвостом, натужно волоча его за собой. Наломав колючки и заливаясь от смеха, изготовил «веничек соловецкий», связав пышные берёзовые ветви колючкой.