— Письмо получил? — вежливо поинтересовался Гриневский. — Чего пишет-то?
— Хорошо пишет. Пишет что надо! — торопливо ответил Михаил.
— Чудной ты какой-то сегодня, — недовольно буркнул напарник.
Посмотрел обиженно, забрался в спальник. Но долго молчать он не умел и, повздыхав, начал рассуждать о том, как прекрасно в тайге. Говорил, что только тут осталась еще первозданная мудрость, от которой веет тысячелетиями, и что не зря он так стремился сюда, потому что скоро природу убьют и на всей земле останутся только пустыни и города, в которых свежий воздух будут продавать в автоматах, как газировку, — кстати, это уже делается в Японии, — а в зоопарках будут показывать зверей на полупроводниках, их совсем не отличишь от живых, но все равно — это подделка…
Михаил слушал разглагольствования Гриневского, где надо, посмеивался, где надо, удивлялся, где надо, переспрашивал, а сам хищно прислушивался к тому, что происходило снаружи, и думал — надо, пожалуй, что-то с рацией сделать, не сломать, нет, а чуть-чуть подпортить, чтобы Женька-радист дня два провозился с ней, а то начальник сообщит на базу и могут перехватить… Вот костер прикрыла чья-то тень. По шагам Михаил догадался, что это ушел спать начальник. Потом протопал в палатку радист. У костра бубнили лишь Арефьев и Смагин, тоже шурфовщики. Гриневский бормотал уже еле слышно и скоро затих. Михаил не спеша, бесшумно собрал рюкзак, продуманно — тепло и подогнанно — оделся и стал ждать, положив голову на колени. Наконец Арефьев и Смагин, заслонив от Михаила красное пятно углей, встали. Залили костер. Ушли спать.
Михаил сидел долго и ни о чем не думал. Потом деловито поднялся. Не таясь и оттого как-то особенно бесшумно прошел к палатке начальника, вошел в нее; уверенно, будто сам поставил, нащупал карабин, так же безошибочно нашел в изголовье мешочек с патронами, наткнулся на скользкую кожу полевой сумки. «Карта, — мелькнуло в голове. — Сгодится». Решительно протянул руку, торопливыми пальцами пробежал по металлу передатчика, дополз ими до каких-то проводов и, крутанув, дернул.
Вышел. И опять у него получилось без шороха, без хруста, без шелеста. Обошел палатку, нашел металлическую нитку антенны. Намотал на руку, рванул, скривился, когда проволока резанула ладонь. Вверху, на сосне, хрустнуло, антенна обвисла. Михаил смотал ее — все делал аккуратно, не торопясь, — зашвырнул моток далеко в ночь. У смутно белевших под тентом ящиков на ощупь загрузил рюкзак сахаром, галетами, консервами; нагнувшись, прихватил насос-«лягушку» и не спеша спустился к реке. Ткнул пальцем в упругий резиновый бок лодки, обстоятельно уложил рюкзак, карабин, патроны, перебросил через плечо ремешок сумки с картой, сел на корму и оттолкнулся…