В комиссии сидел кто-то новый: лысый, сутуловатый, с большим шишковатым носом. К его уху наклонились, зашептали. Он поморщился, забарабанил пальцами по бумагам.
— Ну-ну, Лукьянин, что вы приготовили? — Лысый мягко выговаривал «л» и у него получалось: «Вукьянин», «приготовиви».
— «Полтава». Отрывок.
Лысый — «Видно, старший», — подумал Лукьянин — повернул голову к девушке справа. Та приподнялась.
— Вы лучше вчерашнее.
— Хорошо, — согласился Александр и, твердо глядя в лоб старшему в комиссии, отчеканил про старика и корову.
Лысый на мгновенье вонзил в него острый цепкий взгляд, но тут же погасил его, полуприкрыв глаза веками… Девушка краснела, кусала губы, ерзала.
— Прозу, пожалуйста, — попросила она.
Саша прочитал монолог Мелехова. Прочитал, лишь бы отделаться — монотонно и скороговоркой.
Лысый, упершись локтями в стол, положил подбородок на кулаки и равнодушно смотрел перед собой. Только один раз, словно нехотя, перевел взгляд на Лукьянина и снова отвел глаза… Александр закончил.
— Поете? — спросил главный.
— Пою, — с вызовом тряхнул чубом Александр.
— Спойте.
— А чего?
— Все, что угодно.
Седенькая старушка на цыпочках подошла к роялю, спросила шепотом:
— Что будете исполнять?
— «По диким степям Забайкалья».
Старушка сделала суровое лицо и бурно заиграла.
Лукьянин, не отрывая глаз от главного, громко попросил:
— Вы, пожалуйста, подождите. Я под пианино не умею. Сбивать будете.
Старушка смутилась, оборвала игру.
Тучный член комиссии, сидевший за столом с краю, фыркнул, достал платок, торопливо сделал вид, что вытирает лицо, и вышел.
Лукьянин откашлялся, переступил с ноги на ногу, набрал в легкие воздуху, отчего грудь выпятилась и фланелевка плотно обтянула ее. Взял ноту — жалобную и чуть дрожащую. Потом голос набрал силу, захватил всю аудиторию. Свободно и легко, на полном дыхании, поведал он историю о бродяге и его матери, об их печальной встрече. Пел Саша хорошо, это он знал, и пел с удовольствием.
— И пляшете? — поинтересовался лысый, когда песня кончилась.
— Могу, — Саша сделал отрешенный вид, зачастил в чечетке.
— Хорошо, хорошо, — отмахнулся лысый. — А вот покажи-ка мне, как ты выберешь арбуз, разрежешь и съешь один ломтик.
Лукьянин усмехнулся, выбрал из воображаемой кучи воображаемый же арбуз, потискал его. Сделал вид, что достал нож, разрезал арбуз, вынул ломтик и добросовестно изобразил, как ест его, не забывая сплевывать невидимые косточки в ладонь. В комиссии заулыбались.
— Ну, хорошо, идите, — сказал главный. — Только отчего это вы, батенька, сердитый такой, а? — Вопросительно посмотрел на Лукьянина. — Там настропалили?.. — ткнул рукой в сторону двери. — Ладно, идите, идите. Спасибо.