— Спасибо. Посмотрю, — Сокольский плавно вытянул из нагрудного кармана очки, тряхнул их, чтобы раскрылись дужки. — «Реферативный журнал Академии наук», — прочитал вслух. — И что же?
— А то, — слегка передразнивая его, ответил Шахов, — что наши парни изобрели, разумеется, велосипед. Им так и сказали на ВДНХ. Обидно, естественно, но диплом, который получила установка «Импульс», подтверждает ее абсолютную надежность. Ей можно верить.
— Ах, факты, факты, — задумчиво протянул Сокольский, листая журнал. — Вдруг вы правы, Андрей Михайлович, а мы ошибаемся? Тогда основное месторождение останется ненайденным, а рудник придется закрывать.
— Вы лучше меня знаете, что он и так уже на грани закрытия, — Шахов деловито защелкнул замки портфеля. — Я думал и об этом, когда писал диплом… Но главное все же — истина. Геологическая истина! Понимаете?
— Понимаю, понимаю, — Сокольский нахмурился, чтобы скрыть улыбку. — Можете мне оставить этот экземпляр? — показал взглядом на папку.
— Пожалуйста. Он лишний, — Шахов пожал плечами и вдруг испуганно вскинул голову: — А что, рецензия не готова? Мне же завтра ехать?
— Почему не готова? Готова. Зайдите утречком, я вам ее отдам… Хочу сегодня еще раз прочесть ее, чтобы быть предельно объективным, — главный геолог вежливо, одними губами, улыбнулся. — Но, извините, — и улыбка исчезла, лицо стало жестким, голос серьезным, — обманывать не буду, напишу честно. Изложу все, что думаю. Так что не обессудьте.
— Конечно, естественно, — Шахов потоптался. — До свидания.
И вышел.
Сокольский полистал без интереса журнал, отложил его. Подпер ладонью лоб, закрыл глаза и несколько секунд сидел неподвижно, сдвинув брови и почти не дыша. Потом резко выпрямился. Снял телефонную трубку.
— Директора! — потребовал властно. — Анатолий Степанович?.. Ты вот что, пригласи-ка сегодня на совещание начальника промразведки и их старшего геолога. И начальника бурцеха… Нет, нет, идея тут одна созрела. Может, я зайду к тебе, но не сейчас — попозже. Надо еще посидеть, обдумать все… Хорошо, договорились.
Бережно, двумя пальцами, положил трубку; задумавшись, подержал недолго руку над аппаратом. Потом пододвинул к себе папку с дипломным проектом, раскрыл ее, достал графические приложения, развернул их.
А Шахов, выйдя из кабинета, постоял недолго у дверей, уставившись в пол, и неглубоко вздохнул. У него после разговора с главным геологом осталось какое-то странное, тревожное чувство. То, что Василий Ефимович был против дипломного проекта по северу, Андрей знал, и знал давно, еще с тех пор, как начал собирать материалы. Уже тогда Сокольский советовал, сначала мягко, а потом все настойчивей, отказаться от темы, а когда Шахов пытался доказать перспективность своей работы, главный геолог слушал вежливо, но в глазах его была откровенная и подчеркнутая насмешка. Тогда он был и резок, и грубовато-язвителен, и ироничен. Прочитав же окончательный вариант работы, Василий Ефимович стал по-новому относиться к Андрею. Казалось, он присматривается к нему, и у Шахова все время было ощущение, что главный геолог всегда настороже, словно хочет о чем-то спросить или попросить… и не решается. То, что Сокольский долго тянул с рецензией, которая для него, сторонника «южного варианта» и человека властного, крутого, была бы делом нетрудным — хлесткой квалифицированной отпиской, то, что рецензировать он взялся сам, а после двухнедельного изучения дипломного проекта стал задумчиво и с интересом смотреть на Андрея, не удивило Шахова. Он был уверен, что всякий мало-мальски грамотный геолог, — а Сокольский был не мало-мальски грамотным, но большим геологом, — согласится с логикой и стройностью выводов работы. Но сегодня Василий Ефимович вел себя странно: интерес к Шахову и его работе у него явно пропал, и он опять, как когда-то, в период подготовки Андрея к дипломному проектированию, смотрел снисходительно и покровительственно, точно получил ответ на тот невысказанный вопрос и ответ этот был не в пользу Шахова…