Встал.
— Шел я сюда, страшно мне было, врать не стану. Помню вас по Катерининску: гусар, супермен… А сейчас? — Он презрительно усмехнулся: — Посмотрите на себя! Живете на содержании у какой-то вздорной бабы…
— Но-но-но! — Твердышев, ненавидяще следивший за Андреем, вскинул голову, сжал кулаки. — Выбирай выражения, юноша!
— Извините… Опустились, выклянчиваете медяки на пиво.
— Я не выклянчиваю, я их заработал, — тихо, еле сдерживаясь, чтобы не заорать, четко выговорил Твердышев. — Творчеством своим заработал! Ты еще альфонсом меня назови, щенок. Я — художник!..
— Были, — жестко перебил Андрей. — Когда в Катерининске жили. А потом что: богемы захотелось?.. Сколько раз вы выставлялись, после того, как удрали сюда? — Он вцепился в спинку стула, наклонился к Твердышеву. — Ни разу! Анна следит за вашим, будем его так называть, творчеством. Что вы написали за это время? Эту мазню? — брезгливо повел рукой в сторону этюдов.
— Да ты кто такой, чтобы мне указывать?! — закричал Дмитрий Иванович. Вскочил, отшвырнул стул. — Мальчишка, технарь, невежда в эстетике!
— Кончайте вы свою блажь, — устало сказал Андрей, — а то утонете в этой грязи. Здесь не Монмартр, не Латинский квартал. Да и подвалы с мансардами не для вас… Идите-ка снова в школу, если возьмут. Ведь о вас как об учителе до сих пор вспоминают.
— Вон отсюда, сопляк! — Твердышев затопал, выкинул руку в сторону двери. — И чтобы тобой здесь не пахло! — задохнулся, захрипел.
— И вот что еще, — спокойно продолжал Андрей, — вы посидите, успокойтесь. И завтра же подавайте на развод. Расходы я покрою. Хватит тянуть волынку. Не сверкайте, не сверкайте глазами, не страшно… Анна не хочет подавать. Вашего отца жалеет. А вы даже не спросили, как он там?
— Обойдется! — Твердышев подтянул стул, тяжело опустился на него.
— Повторяю, Анна не подаст. Подадите вы.
— И не подумаю, — Дмитрий Иванович, успокаиваясь, тяжело дышал, а глаза его совсем уж недобро следили за Шаховым.
— Подумаете. — Андрей отодвинул стул, уперся в край стола, нагнулся к самому лицу Твердышева: — Я не Анна. Я с тебя, гад, с живого не слезу. Ты у меня, обгоняя собственный визг, в загс побежишь. Понял?
— Не пугай, не пугай, — Дмитрий Иванович расшвырял пальцем окурки в тарелке, выбрал один, побольше.
— Не пугаю, а предупреждаю… Думай. Хорошо думай! — Пошел к выходу. Обернулся. — Я еще приду.
Хлопнул дверью. Что-то забренчало, громыхнула упавшая раскладушка.
В понедельник, как и всегда в этот день, приемная управляющего трестом была полна посетителей. Одни подремывали, утомленные долгим ожиданием, другие уткнулись в докладные, отчеты, сметы, готовясь к разговору с начальством, третьи нервничали, притворялись, что читают газеты, выходили покурить, выразительно посматривали на секретаршу — Нонну Степановну. Та со строгим лицом печатала на машинке, делала вид, привыкнув за двадцать лет работы, что не замечает умоляющих, сердитых, вопрошающих, гневных взглядов посетителей, отвечала четко и сухо по телефону: «Совещание. Освободится, доложу о вас. Передавайте», — и записывала телефонные просьбы, рапорты, но сама, при всей внешней невозмутимости и деловитости, тоже недоумевала — такого еще не было, чтобы Владимир Семенович нарушил регламент приема. Поломан весь четкий, хорошо отрегулированный Нонной Степановной график работы: с десяти часов, именно в это время вошли в кабинет управляющего директор Катерининского рудника и его главный геолог, до… Нонна Степановна посмотрела на часы — сейчас уже тринадцать пятьдесят, нужно было пропустить шесть человек. Теперь придется уплотнять график, кого-то перенести на завтра, а на завтра намечена конференция. Словом — все кувырком!.. Когда часы мелодично отбили два раза, секретарь управляющего не выдержала, всунула в красную папку «Для доклада» проект приказа по премиям, хотела войти в кабинет Владимира Семеновича, чтобы под благовидным предлогом намекнуть начальнику: люди, мол, ждут, нехорошо руководителю подрывать свой авторитет необязательностью, но массивная, покрытая лаком дверь распахнулась, и наконец-то вышли катерининский директор с главным геологом. Владимир Семенович проводил их до приемной.