— Стоит ли делать, — говорит Клементина, — пятнадцать миль, чтобы добраться до Милана, с тем, чтобы там только пообедать, и снова их проделать после обеда, чтобы вернуться домой?
— Разве можем мы туда поехать, — говорит Элеонора, — без того, чтобы повидать, по крайней мере, нашу свояченицу?
— Я предвидел все ваши упреки, дорогие мои дети, и в этом причина секрета; но поездка задумана именно таким образом. Она вам не нравится? Прикажите, мы ее отменим.
— Не нравится? — говорит Клементина. Эта поездка, такая, как вы задумали в своей голове, еще более очаровательна.
Сказав такое, она, опьяненная радостью и чувством, не может сдержать своей любви. Она в моих объятиях, а я — в ее; Элеонора — в постели. Клементина отдается всем моим желаниям и участвует в моих порывах, мешая смех со слезами, исходящими из ее души, влюбленной и удовлетворенной.
Два часа спустя я ее покидаю и отправляюсь спать, исполненный счастья и озабоченный тем, чтобы возобновить его на завтра, в большей степени совершенства, с более успокоенной кровью.
Назавтра, в восемь часов, мы все позавтракали; но, несмотря на свои таланты, я не мог развеселить компанию. Клементина и ее сестра распространяли вокруг веселье, но остальные, в беспокойном желании знать, куда я их веду, имели вид слегка озабоченный.
Клермон очень хорошо исполнил мои поручения, и экипажи уже стояли во дворе наготове, мы спустились, и я поместил в своем экипаже Клементину и графиню Амбруаз, которая держала на коленях свое дитя; после этого я пошел ко второму экипажу и сказал компании, которая умирала от любопытства:
— Мы едем в Милан. Трогай, почтальон. В Милан, в Кордус, к пирожнику.
После чего направился к своему экипажу, сказав почтальону то же самое. Клермон сел на лошадь, и мы поехали. Клементина притворилась удивленной, графиня Амбруаз сделала вид, как будто приятно удивлена, что, однако, наводило на размышления. Мы все время болтали и веселились, вплоть до деревни, где высадились, потому что перед большой дорогой следовало на четверть часа распрячь лошадей.
Я нашел компаньонов довольными и смирившимися с программой.
— Что скажет моя жена? — спросил граф, мой друг.
— Она ничего не узнает, и в любом случае я единственный буду виноват. Вы будете обедать у меня, где я живу инкогнито.
— Вот уже два года, — сказала графиня Амбруаз своему мужу, — как ты думаешь отвезти меня посмотреть Милан, а нашему другу потребовалось для этого лишь четверть часа.
— Это правда, ответил он; но я хотел, чтобы мы провели там месяц.
Я заметил, что если он хочет провести там месяц, я обо всем позабочусь, и он поблагодарил, сказав, что я человек необычный. Я ответил, что я человек, который не делает трудностей из того, что легко.