Я многое сделал, выручая его из рук правосудия, и к тому же я не был скуп всякий раз, когда компенсировал его самоотверженность и преданность.
Из Аугсбурга я направился в Баль через Констанс, где поселился в самой дорогой гостинице Швейцарии. Хозяин по имени Имхоф был первый из живодеров, но я счел его дочерей очаровательными и, позабавившись там в течение трех дней, последовал дальше своей дорогой. Я прибыл в Париж в последний день года 1761, и остановился на рю дю Бак, у апартаментов, которые моя покровительница м-м д'Юрфэ велела мне приготовить, столь же изысканных, сколь и элегантных.
Я провел в этом красивом строении целые три недели, не выходя ни разу, чтобы внушить этой доброй даме, что я вернулся в Париж лишь для того, чтобы оправдаться в том слове, что я ей дал — возродить ее в мужчине.
Мы провели эти три недели, делая необходимые приготовления для этой волшебной операции; эти приготовления состояли в том, чтобы воссоздать особый культ для каждого из гениев семи планет в день, ему посвященный. После этих приготовлений я должен был направиться взять, в месте, которое должно мне было стать известно через внушение гениев, девственницу, дочь адепта, которую я должен оплодотворить мальчиком, способом, известным лишь братьям-розенкрейцерам. Это дитя должно было родиться живым, но с чувствительной душой. М-м д'Юрфэ должна была принять его своими руками в тот момент, когда оно явится в мир, и хранить его возле себя семь дней в своей постели. По истечении этих семи дней она должна была умереть, прилепившись своим ртом ко рту ребенка, который таким образом воспримет ее духовную сущность.
После этого перемещения я должен ухаживать за ребенком вместе с известным мне магистром, и когда дитя достигнет трехлетнего возраста, м-м д'Юрфэ должна себя снова осознать, после чего я должен был начинать посвящать ее в совершенные знания великой науки.
Операция должна была совершаться при полной луне, в апреле, мае или июне. Перед этим м-м д'Юрфэ должна была сделать завещание по полной форме и назначить единственным наследником дитя, которому я должен был стать опекуном до достижения им тринадцати лет.
Эта величественная сумасшедшая считала, что эта волшебная процедура до очевидности правдива, и сгорала от нетерпения увидеть девственницу, которая должна была стать для нее избранницей. Она призывала меня ускорить мой отъезд.
Я надеялся, заставляя говорить соответствуюшим образом оракул, внушить ей некоторое нежелание, поскольку речь шла, в конце концов, о том, чтобы ей умереть, и я рассчитывал на естественную любовь к жизни, чтобы оттянуть как можно на подольше это дело. Но найдя, что все обстоит наоборот, я оказался в необходимости держать данное ей слово, по крайней мере для видимости, и отправиться искать таинственную девственницу.