Я сел в сторонке. Наблюдая за девушками, которых там увидел, я заметил одну поразительную. Прекрасный рост, тонкие черты, благородный вид и спокойные манеры ее заинтересовали меня в высшей степени, в отличие от танцовщика, который, будучи недоволен ею, говорил ей грубости; она переживала, демонстрируя, однако, презрение на своей очаровательной физиономии. Я подошел к той красивой и моложавой женщине, присматривавшей за шубой, которую я заметил при входе, и спросил, где мать красивой танцовшицы, которая меня заинтересовала.
— Это я, — ответила она.
— Вы? Вы не похожи.
— Я была очень молода, когда ее заимела.
— Я в этом не сомневаюсь. Откуда вы?
— Я из Луки, я бедная вдова.
— Как вы можете быть бедной, имея такую красивую дочь?
Она взглянула на меня и ничего не ответила. Минуту спустя Агата — таково было ее имя — подошла к матери попросить платок, чтобы вытереть лицо. Я дал ей свой, совершенно чистый, спрыснутый розовой эссенцией; та промокнула пот, вдыхая аромат, который он источал, затем хотела мне его отдать, но я отказался, сказав, что она должна его отдать постирать. Она улыбнулась и сказала матери сохранить его. Я спросил, позволено ли мне будет нанести ей визит, и она сказала, что ее хозяйка не разрешает ей принимать визиты, по крайней мере, до того, как быть ей представленным. Такой проклятый закон был в этом Турине. На моем ужине — он был первым — я был приятно удивлен превосходным качеством повара. Я всегда полагал, что нигде так хорошо не едят, как в Турине; но также верно, что земля здесь производит продукты исключительного качества, и что искусные повара своим уменьем придают им превосходный вкус. Местные вина также предпочитаются гурманами иностранным. Дичь, рыба, птица, телятина, зелень, молочные продукты, грибы — все здесь исключительно. Это преступление, что иностранец в этой счастливой стране подвергается утеснению, и что население здесь не самое законопослушное в Италии. Очевидно, что красота, которой блистает здесь женский пол, происходит от воздуха, которым здесь дышат, и еще более — от доброго питания. Я с легкостью уговорил м-ль Маццоли и двух миланок оказывать мне эту честь каждый день. Шевалье Рэберти не мог принять приглашения, но пообещал как-нибудь зайти.
В опере буффо в театре Кариньян увидел играющую там Редегонду, пармезанку, с которой я не смог завязать интригу во Флоренции. Она заметила меня в партере и послала мне улыбку. Я написал ей на следующий день записку, в которой предложил свое общество, если ее мать изменит образ своих мыслей. Она ответила, что ее мать все та же, но если я могу пригласить Кортичелли ко мне на ужин, она сможет прийти вместе с ней. Поскольку матери должны будут при сем присутствовать, я ей не ответил.