В Пуатье две мадемуазели упрекнули меня, когда увидели, что я намерен в семь часов ехать и спать в Вивонне.
— Очень холодно; дорога не из лучших. Вы не курьер, ужинайте здесь, поверьте нам, мы дадим вам превосходную постель, вы выедете завтра.
— Я должен ехать, но если вы хотите ужинать со мной, я останусь.
— Ох, это вам будет стоить слишком дорого.
— Никогда не слишком дорого. Быстрей, решайте.
— Хорошо, мы будем ужинать с вами.
— Велите же подавать три куверта. Я выезжаю через час.
— Через три, пожалуйста, потому что наш дорогой папа сможет нас обслужить только через два часа.
— В таком случае, я не уезжаю; но вы мне составите компанию на всю ночь.
— Если папа на это согласится, мы этого очень хотим, и мы пойдем сказать, чтобы поставили вашу коляску.
Эти юные проказницы, в согласии с их отцом, выдали мне ужин из самых изысканных, с винами, которых не найдешь лучше. Они держали меня за столом до полуночи, склоняя пить и есть, веселые, болтливые, с милыми шутками всегда под рукой, так что я чувствовал себя очень странно в своей сдержанности. Я мог ее отнести только за счет глубины печали, в которую ввергла мою душу смерть Шарлоты, потому что я стал весел, я отдал в глубине души полную справедливость их прелестям, но не почувствовал в себе эту чувствительность, которая воспламеняет, и которой всю мою жизнь я был столь подвержен. Я себя не узнал.
Отец вошел в мою комнату в полночь с веселым видом, спрашивая, доволен ли я ужином.
— Очень доволен, но много больше — компанией. Ваши дочери обе прелесть.
— Я очень рад. Когда вы снова поедете здесь, они будут есть с вами, но не в тот час, когда все должны идти спать.
Я не знаю, оставил ли бы он их мне, но знаю, что я не сделал ему этого предложения, опасаясь быть пойманным на слове. Я не чувствовал себя ни расположенным, ни способным заставить себя испытать радость, достойную заменить мне благородную Шарлотту. Я пожелал им спокойного сна и, полагаю, что даже не поцеловал бы их, если бы отец не внушил мне оказать им эту честь. Я проделал это с жаром, из чистого самолюбия. Они решили, что оставляют меня охваченным желаниями, и я постарался оставить их в этом заблуждении. Когда я остался один, я увидел, что если я не забуду Шарлотту, я — потерянный человек. Я проспал до девяти часов и сказал служанке, что разводила у меня огонь, заказать кофе на троих и лошадей.
Хорошенькие девицы пришли завтракать со мной, и я поблагодарил их за то, что убедили меня остаться. Я попросил карту, и старшая сказала, что счет круглый. Все идет по луи с головы. Я дал три луи, сказав, что у меня три головы. Я выехал, очень довольный, не сочтя это развлечение слишком дорогим. Мне захотелось проехать там еще разок, но оказии больше не представилось.