— Завтра утром, — сказал я ей, — вы придете сюда все, потому что я вами недоволен. Вместо того, чтобы предаться любви, вы проституируете. Постыдитесь!
Она оделась и вышла, ничего не ответив, и я заснул, очень недовольный.
Назавтра в семь часов я увидел перед собой вторую из девушек, которую звали Виктория. Она меня разбудила. Я спросил, весьма холодно, чего она хочет. Она отвечала, что хотела бы подвигнуть меня к жалости оставить их у меня еще на несколько дней, и рассчитывать на ее благодарность.
— Вы должны извинить мою сестру, которая мне все рассказала. Она не могла дать вам любви, потому что она влюблена в итальянца, который находится в тюрьме за долги.
— Подозреваю, что вы также в кого-нибудь влюблены.
— Нет, я никого не люблю.
— Вы могли бы, значит, любить меня?
Говоря это, я ее обнимаю и нахожу ее ласковой и нежной. Я говорю, что она победила, и она отвечает, что ее зовут Виктория (Победа). Виктория заставила меня провести сладкие два часа, которые полностью компенсировали мне дурную четверть часа, что я провел с ее сестрой. В конце действа я сказал ей, что я весь ее, и что ей следует лишь доставить ко мне свою мать, как только ее выпустят на свободу, и увидел ее удивление, когда я дал ей двадцать гиней; она настолько этого не ожидала, что постаралась осыпать меня любовными благодарностями. Я был самым довольным из людей; я заказал обеды и ужины каждый день на восьмерых и велел закрыть двери для всех, за исключением Гудара. Войдя в чрезмерные расходы, я решил все тратить, и ехать поправить свои дела в Лиссабоне.
К полудню прибыла мать в портшезе и сразу направилась лечь в постель. Я пришел ее повидать и выслушал без удивления все похвалы, которые она воздала моим добродетелям. Она хотела заставить меня думать, что она уверена, что сорок гиней, которые я дал ее дочерям, не были вознаграждением за их милости. Я оставил ее оставаться в своем самообмане.
Я отвел их на спектакль в Ковент-Гарден, где кастрат Тендуччи поразил меня, представив мне свою жену; я решил, что он шутит, но это было правдой. Он на ней женился и, имея уже двоих детей, издевался над теми, кто говорил, что в качестве кастрата он не может их иметь. Он говорил, что третьей железы тестикул, которую ему оставили, достаточно, чтобы констатировать его мужественность, и что его дети могут быть только законными, потому что он их таковыми признает.
По возвращении домой я прелестно поужинал со всеми пятью девушками, и Виктория пошла спать со мной, обрадованная своей победой надо мной. Она мне сказала, что любовник ее сестры, который был неаполитанец и которого звали маркиз де ла Петина, женится на ней, как только выйдет из тюрьмы, что он ждет денег, и что мать очарована видеть свою дочь маркизой.