— Мы часто вынуждены делать выбор, — говорил сенатор, — который причиняет нам боль, но потом мы убеждаемся, что он был самый лучший и самый разумный…
Повернувшись к нему лицом, Алан сказал:
— Я хотел бы, если не возражаете, кое-что прояснить.
Сенатор Деверо тоже отодвинулся от стола, но продолжал сидеть в своем кресле. Он кивнул:
— Всенепременно.
— Если я откажусь поступить так, как вы просите, что из того, о чем мы говорили, — моя адвокатская деятельность, «Лесное хозяйство Деверо»?..
Лицо у сенатора приняло обиженное выражение.
— Я бы предпочел не подводить под это такую базу, мой мальчик.
— А я подвожу, — напрямик заявил Алан. И стал ждать ответа.
— Я полагаю… в определенных обстоятельствах… буду вынужден пересмотреть свое решение.
— Благодарю вас, — сказал Алан. — Я просто хотел ясности.
А сам с горечью подумал: ему приоткрыли обетованную землю, а теперь…
На секунду он заколебался — его так и подмывало уступить. Сенатор сказал: «Никто… даже Шэрон… никогда не должен об этом узнать». И ведь это можно так просто сделать: совершить оплошность, допустить небрежность в аргументации, сделать уступку защитнику противоположной стороны… Его могут покритиковать как профессионала, но он молод — можно прикрыться отсутствием опыта. Такие вещи быстро забываются.
Потом он отбросил эту мысль, словно она никогда не приходила ему в голову.
И ясно, четко он заявил:
— Сенатор Деверо, сегодня утром я намеревался пойти в суд и выиграть это дело. И хочу, чтоб вы знали: я выиграю его, только теперь я десятикратно исполнен такой решимости.
На это не последовало ответа. Сенатор лишь поднял глаза — лицо у него было усталое, словно слишком тяжело все это ему далось.
— И еще одно. — Голос Алана зазвучал резко. — Я хочу, чтобы было совершенно ясно, что я ни в каком качестве вам не служу. Мой клиент — Анри Дюваль, и никто больше.
Дверь в столовую открылась. Вошла Шэрон с листком бумаги в руке и неуверенно спросила:
— Что-то случилось?
Алан указал на чек:
— Это уже не нужно. Можешь вернуть его в Консолидированный фонд.
— Почему, Алан? Почему?
Шэрон открыла рот, лицо ее побелело.
А ему вдруг непонятно почему захотелось сделать ей больно, ранить.
— Твой драгоценный дедушка сделал мне предложение, — со злостью ответил он. — Я предлагаю тебе спросить его об этом. Ты ведь участвовала в деле.
И он неучтиво проскочил мимо нее и помчался к своему потрепанному «шевроле», стоявшему на подъездной аллее. Развернув машину, он быстро поехал к городу.