Что сделано, то сделано. Ты никогда не была частью плана Старейшин. Но это не значит, что ты перестала быть лориенкой или Гвардейцем. Номера ничего не значат. Ты достойна уважения, Элла. Ты выжила. Когда-нибудь, я в этом уверен, ты станешь гордостью нашего народа.
Я люблю тебя.
Навеки преданный тебе,
Крэйтон».
Я заканчиваю читать. Письмо Крэйтона дрожит в моих руках. На глаза наворачиваются слёзы. Не могу представить, что бы я чувствовала на месте Эллы, если бы вдруг оказалось, будто я не та, кем всегда себя считала. Все молчат, даже Девятый. Элла тихо всхлипывает, крепко обхватив себя руками.
— Ты всё равно одна из нас, — шепчу я ей. — Ты лориенка.
Элла заходится рыданиями и выдавливает сквозь слёзы:
— Я обманщица, я не такая, как вы. Я просто дочка богача, которая успела слинять с планеты только потому, что её папаша был негодяем.
— Неправда, — возражает Восьмой, обнимая Эллу одной рукой.
— Я не избранная! — восклицает Элла. — Я не… все было враньем.
Девятый забирает письмо из моих рук, бегло просматривает его.
— Ну и что? — произносит он пренебрежительно.
Элла поднимает на него круглые глаза:
— Как что?
— Заклинание разрушено, — продолжает Девятый. — Номера ни черта не значат. С таким же успехом ты можешь быть хоть Десятой, хоть Пятьдесят Четвертой — без разницы. Кому какое дело?
Слова Девятого звучат грубо, он как будто не замечает, каким ударом стало письмо для Эллы. Она выглядит ошарашенной. Я даже не уверена, доходит ли до нее смысл того, что он говорит.
— Девятый в своей бестактной манере хочет сказать, — вмешивается Восьмой, — что не важно, как ты сюда попала. Пускай мы прилетели на разных кораблях, это же ещё не означает, что мы разные.
— Дьявол! — не унимается Девятый. — Да если б таких себялюбивых чуваков, как твой папаня, было побольше, тогда бы у нас сейчас была целая армия!
Я бросаю на Девятого укоризненный взгляд, и он жестом застегивает рот на «молнию». Даже при полном отсутствии такта у Девятого, нам втроем, кажется, удается немного успокоить Эллу. Рыдания утихают, и после некоторого колебания она роняет на пол собранную наспех дорожную сумку.
— Без Крэйтона так одиноко, — шепчет она мне севшим голосом. — Он умер, считая себя трусом, раз не сказал мне правды, но ведь… это не так. Он был хорошим. Я так жалею, что не могу сказать ему об этом.
Она умолкает, и я чувствую, как тёплые слёзы капают мне на плечо. Так вот в чём дело. Она переживает не столько из-за новостей о себе, хотя это наверняка большое потрясение, сколько из-за того, что узнала о Крэйтоне. Я глажу её по голове, давая возможность выплакаться.