— Ты имеешь в виду, большему научиться?
Он кивнул.
— А почему ты так уверен, что сможешь меня чему-то выучить?
— Потому что ты согласилась поразмыслить над темой, которую я тебе подсказал. Сделала попытку понять сенекси. Потому что ты выжила в ситуации, в которой многие другие бы погибли. Руководство считает, что все это заложено у тебя в генах. Вполне возможно. Но я думаю, что не только в генах, но и в голове.
— А почему бы не рассказать обо всем этом руководству?
— Я рассказывал. — Он пожал плечами. — Не будь я для них так ценен, меня давно отправили бы на переработку.
— Они не хотят, чтобы я училась у тебя?
— Не знаю, — сказал Клево. — Наверное, они знают о наших с тобой беседах и при желании могли бы положить этому конец. Но видимо, они умнее, чем я их себе представлял. — Он снова пожал плечами. — Да, конечно, они умны. Просто мы по-разному понимаем некоторые вещи.
— А если я, буду учиться у тебя?
— На самом деле ты будешь учиться не у меня, а у прошлого, у истории. Ты будешь пользоваться мыслями древних. На самом деле я нисколько не превосхожу тебя по способностям. Просто знаю историю — не всю, конечно, лишь малую ее толику. Я буду не столько учить тебя, сколько направлять твое познание.
— Я действительно руководствовалась теми вопросами, что ты мне задал, — сказала Пруфракс. — А в дальнейшем ты тоже будешь ставить передо мной подобные вопросы?
Клево кивнул:
— Конечно.
— Ты спокойна.
— Она поддается его влиянию.
— Она давно уже поддалась.
— Как ты думаешь, она напугана?
— А ты, мы когда-нибудь боялись, если нам бросали вызов?
— Нет.
— Мы не боялись ни сенекси, ни запрещенных знаний.
— Кто-то слушает нас. Чувствуешь?..
Вначале Клево ознакомил ее с историей прошлых войн, рассудив, что это, учитывая род ее занятий, особенно ей близко. Она была достаточно внимательной ученицей. Иногда Клево становился слишком дидактичным, но Пруфракс с удивлением обнаружила, что и это не вызывает у нее особого протеста. За то короткое время, что они блуждали в дебрях прошлого, ее подход ко многим вещам изменился до неузнаваемости. Или, точнее, она стала по-другому воспринимать его подход.
На примере всех без исключения войн она видела — на первой стадии любое общество старалось лишить врага человеческих черт, внушая себе, что он — простейшая форма жизни. И все ради того, чтобы, убивая, не испытывать угрызений совести. Как только враг переставал быть в глазах общества гуманоидом, задача упрощалась. По мере того как военные действия принимали все большие масштабы, подобный настрой приводил к недооценке противника, что влекло за собой катастрофические последствия.