— Тирания несет в себе смерть для истории. Мы сражались с сенекси до тех пор, пока различия между нами не стерлись окончательно. Теперь не происходит никаких важных изменений, только небольшие доработки схем.
— Если так, то сколько раз мы там побывали? Сколько раз мы умерли?
Теперь Арис не мог ответить с уверенностью. В первый ли раз они взяли в плен гуманоидов? Рассказал ли ему обо всем базовый разум? Действительно ли у сенекси нет никакой истории, если под таковой подразумевать…
Собранные вместе жизни живых, думающих существ. Их действия, мысли, страсти, надежды.
Мандат отвечал даже на его сумбурные, не соответствующие логике гуманоидов расспросы. Он мог понять действие, мысль, но не страсть и не надежду. А без этого, вероятно, не может быть никакой истории.
— Нет у вас никакой истории, — втолковывал ему мутант. — Таких, как вы, были миллионы, даже таких, как базовый разум, были миллионы. Назови мне последнее событие из тех, что, будучи записаны в базовом разуме, не воспроизводились затем тысячи раз, настолько близко к оригиналу, что их для удобства можно сплавить в одно?
— Ты понимаешь это? — спросил Арис мутанта.
— Да.
— А почему ты это понял — потому что мы сделали тебя в виде гибрида сенекси и гуманоида?
— Дело не только в этом.
Вопросы двух близнецов — пленника и его искусственной имитации — снова и снова отсылали их в прошлое, заставляя продираться через череду сумрачных, серых, беспрестанно повторяющихся веков. И вот история снова начала показывать разницу в записях.
На обратном пути до Мерсиора они четыре раза ввязывались в стычки, и в каждой Пруфракс сумела отличиться. Теперь она несла в себе нечто особенное, какую-то сокровенную мысль, которой не стала делиться даже с Клево. Мысль, которую шлифовала последние дни во время наземных тренировок.
Пользуясь той свободой, что предоставлена ястребам, она выбрала апартаменты для отдыха за пределами тренировочной площадки, в относительно немноголюдной зоне «Дочь Городов». Ее временно отстранили от участия в боевых действиях — предстояло решить некоторые вопросы, в первую очередь вопрос о ее новом статусе.
Клево подал рапорт со своими предложениями руководству среднего звена, и его тоже оставили на базе, чтобы он мог придать своему проекту более законченную форму. Теперь они могли быть вместе, не думая о времени.
Жилой отсек располагался на шестнадцати квадратных километрах. Апартаменты были не слишком изысканными, но зато в них все было «натурально», как говорилось в каталоге. Клево называл их «мансарда» — не очень точно, как она обнаружила, отыскав это слово в его блоках памяти. Видимо, он просто старался донести до нее некий бытовой стиль.