Как только буйвол умер, я разрезал его тело между передними и задними ногами и влез в него, совершенно потонув в горячей крови его внутренностей. Но голова, моя, понятно, оставалась снаружи. Ямба сейчас поняла, что я делаю, и когда я сказал, что хочу уснуть в таком положении, она заявила, что будет сторожить, чтобы ничто не беспокоило меня. Я проспал таким образом, погруженный во внутренности быка, весь остаток дня и всю ночь. Проснувшись на другой день, я, к удивлению, почувствовал себя пленником: труп остыл и утратил гибкость, так что меня надо было буквально вытаскивать из него. Выбравшись, я имел самый ужасный, отвратительный вид: все тело мое было покрыто застывшей кровью, даже мои длинные волосы были совершенно испачканы ею. Но я никогда не забуду той радости, которую испытал, почувствовав себя опять здоровым: я был теперь полон сил и энергии.
Прежде всего необходимо было обмыться; с этой целью я отправился к лагунам и там при помощи особого рода мягкой глины вымылся, а затем, как и всегда в подобных случаях, стал бегать по берегу, чтобы обсохнуть. Странный способ лечения, который употребил я, т. е. пребывание в течение нескольких часов в трупе только что убитого животного, практиковался чернокожими очень часто; они прибегали к нему во всех серьезных болезнях и непоколебимо верили в его целебное действие. Не знаю, как в других случаях, но мне он действительно помог сразу.
Между тем наша буйволица все продолжала ходить вокруг своего плененного теленка, только изредка оставляя его на несколько минут, чтобы немного подкрепиться пищей. На следующий день мы устроили из ветвей небольшую загородку, вроде сарайчика, и загнали ее туда. Два дня продержали мы ее тут, не давая ей ни пить, ни есть и не подпуская к ней теленка, чтобы этими мерами усмирить ее. Действительно, когда по прошествии этого времени мы вошли к ней, она была совершенно смирна, брала из наших рук пищу и воду, — одним словом, казалась вполне ручной. Я мог даже сам доить ее и, право, никогда в жизни не пробовал ничего вкуснее ее молока, которого она давала в изобилии. Несколько дней я только им и питался и замечательно поправился и пополнел. Между тем чернокожие, узнав, что мне удалось убить старого буйвола, прониклись большим уважением ко мне, сочтя за великого охотника. Они сами часто пытались убить какого-нибудь из них своими копьями, но им никогда это не удавалось. Мясо убитого мною животного я отдал дикарям, сам не решился даже попробовать его; но кожу его оставил себе, и она очень пригодилась мне в следующее дождливое время года, потому что была тверда, как дерево, и по крайней мере в полдюйма толщиной.