В доме на Консет Мьюс Камилла открыла верхний ящик туалетного столика, вынула пузырек и вытрясла на ладонь две маленькие таблетки. Конечно, нельзя принимать сразу две, но если изредка — ничего страшного. Врачи всегда излишне осторожны. Приняв лекарство, она вернулась к туалетному столику и тщательно восстановила грим, обращая особое внимание на глаза и морщинки в углах рта. Камилла внимательно смотрела в зеркало — следы пережитого потрясения еще заметны, несмотря на косметику. Она вновь подумала о Джоне.
Если бы только удалось утаить это от Джастина… Наверняка Джон приехал только из-за своей английской невесты или, быть может, по какому-нибудь деловому вопросу и не имел намерения увидеться с кем-нибудь из родственников. Джастин был бы травмирован, если бы его отец не сделал попытки увидеться с ним.
Ярость внезапно проявилась комом в горле, болью в глазах. Это чудовищно со стороны Джона, думала Камилла, до такой степени отмежеваться от своей семьи; чтоб даже не сообщить родной матери о том, что он приезжает в Англию после десяти лет отсутствия.
— Дело не в том, хочу ли я его видеть, — сказала она вслух. — Мне наплевать, приедет он повидать меня или нет. Это просто вопрос принципа.
Слезы опять обожгли ей щеки, оставляя необратимые следы на напудренном лице. Камилла непроизвольно встала и как слепая подошла к окну.
Предположим, Джастин узнает, что его отец в Лондоне. Предположим, он увидится с Джоном и неизбежно будет тянуться к нему, пока не окажется полностью под его влиянием… Хорошо, конечно, уговаривать себя, что Джастин — взрослый, уравновешенный, разумный девятнадцатилетний человек, на которого едва ли кто-то может повлиять. Отец безжалостно бросил его… Но Джон так привык подчинять себе всех, кто находится в пределах его досягаемости… Если он захочет забрать у нее Джастина… Нет, он, конечно же, не захочет. Когда Джон вообще что-нибудь делал для Джастина? Это она его вырастила. Джастин принадлежит ей, а не Джону, и Джон поймет это так же ясно, как понимает она.
Воспоминания болью застилали глаза.
Джон всегда был такой. Всегда. С самого раннего детства. Все эти няни, гувернантки — ни одна ничего не могла с ним поделать. Он никогда никого не слушался, всегда боролся за то, чтобы навязать свою волю всем вокруг, и делал именно то, что хотел, когда хотел и как хотел.
Камилла вспомнила, как отправила его в закрытую школу на год раньше, чем полагалось, потому что не могла больше найти с ним общего языка. Он не скучал о ней — наслаждался независимостью; там появились новые территории для завоевания, другие мальчики, его сверстники. На них можно было влиять, задирать их, поражать или насмешничать, в зависимости от настроения. А рояль…