Мэлс издалека увидел на улице Горького у Елисеевского магазина толпу зевак.
У витрины стояли стиляги, среди них уже знакомые Мэлсу со вчерашнего вечера: пухлый очкарик, девчонка с личиком говорящей куклы – огромными изумленными глазами и крошечным ртом, долговязый сутулый парень и Полли. Они резко выделялись среди одноцветной толпы не только пестрыми нарядами, но и громким, преувеличенно эмоциональным разговором, и преувеличенно свободными жестами, и особой, вихляющей во всех суставах походкой. И хотя они не обращали ни малейшего внимания на устремленные со всех сторон любопытные, удивленные, осуждающие взгляды, понятно было, что присутствие зрителей в этом театре необходимо.
Мэлс шагнул вперед, в полосу отчуждения между кругом зевак и стилягами. Те обернулись к нему.
– Оп-па! – в восторге развел руками долговязый. – Гляди – сам пришел!
– Чуваки! Ножниц никто не прихватил? – спросил очкарик. – Вернем должок?
– Да у него и так стричь нечего.
– С паршивой овцы – хоть шерсти клок!
Стиляги заржали.
Мэлс и Полли смотрели в глаза друг другу.
– Привет, – сказал он.
– Привет, – ответила она.
– У них отношения!.. – ахнула кукла, в ужасе распахнув и без того круглые глаза.
– Была замечена в порочащих связях!.. – замогильным голосом откликнулся долговязый.
– Ты не простыл? – заботливо спросила Полли. – Мне показалось, ты вчера немножко оступился.
– А мне показалось, ты вчера что-то потеряла, – он протянул на ладони деревянного человечка.
– Да у них роман! – догадалась кукла.
– Товарищи, мы присутствуем при зарождении большого светлого человеческого чувства! – прокомментировал очкарик.
Полли посмотрела на талисман, потом на Мэлса. Молча взяла, завязала шнурок на шее.
– Могла бы спасибо сказать…
Она шагнула к Мэлсу, положила руки на плечи, приподнялась на цыпочки и поцеловала в губы.
– Полли, не делай этого, отравишься! – замахал руками очкарик. – Ответственно предупреждаю, как будущий врач!
Долговязый торопливо закрыл ладонью глаза кукле:
– Деточка, тебе рано на это смотреть.
– Спасибо, любимый… – нежно сказала Полли, отстранившись, и пошла к своим.
– Полли, как зовут этого интересного молодого человека? – кокетливо спросила кукла.
– Понятия не имею, – равнодушно ответила та, пожимая плечами.
Остолбеневший Мэлс остался за спинами потерявших к нему всякий интерес стиляг.
Старичок с клюкой и бутылками в авоське остановился перед стилягами.
– Бесстыжие! – гневно погрозил он клюкой. – Разврат тут развели посреди улицы! Сидели бы в подворотне, людей постыдились! Ржут, как лошади, патлами трясут, тьфу! Вот за это мы воевали? – ткнул он в них клюкой. – Для этого Москву защищали, чтоб такие обезьяны по улицам шатались?